Объясняться на итальянском легко. Сам пробовал.
Мы завершили перегон яхты с Балтики в Италию и 7 декабря ошвартовались в Неттуно. Чтобы вызвать того, кто должен встречать нас, я направился к ближайшему телефону и набрал номер. Трубку сняла женщина, поэтому я, подражая Челентано, выдал по бумажке домашнюю заготовку: “Бона сера, сеньёрина! Ло яхт е арривато а Неттуно”. Меня одобрили возгласом: “Браво!”
Следствием нашего краткого диалога стало появление на борту верткого, как шарик ртути, человека. С помощью слов и главное — жестов он дал понять, что через сутки мы должны быть уже не здесь, а во Фьюмаре Гранде на Тивере. Что тут неясно? Гранде — значит большой или большая, это что-то большое в устье реки Тибр. Той самой, на которой стоит Рим, то есть по-здешнему — Рома. Нас будут ждать там утром.
Итальянец пояснил, где запастись на переход спагетти, пиццей, салями, мартаделлой, где можно выпить кофе капуччино, а также кьянти, чинзано или граппы, где приобрести по сходной цене мужские панталёне, то есть штаны.
— А где раздобыть план входа во Фьюмаре Гранде? — осведомился я.
Собеседник молниеносным жестом указал в сторону марины и, бросив “Чао!”, умчался. Ему было не до таких мелочей, как морские карты.
Еще дома, взявшись за перегон, мы поняли, что имеем дело с заказчиком, который переоценивает свои представления о яхтинге (так же, как некоторые из нас явно переоценивали способность произносить звучные итальянские слова без акцента). Собственно, самого заказчика мы так и не увидели и общались с его друзьями. Они оказались милыми, но, все как один, — страшно занятыми людьми.
Мы рассчитывали на короткие каникулы по завершении последнего перехода. Уже в Неттуно — порту на западном побережье итальянского сапога — каникулы эти начались. (Как вы догадались, имя античного бога морей, в честь которого назван город, по-итальянски произносится как Неттуно.) Порт некогда служил крепостью и защищал открытый с моря берег от неприятеля. Бесконечные здешние пляжи, наверное, еще помнят алчных викингов. Их стремительные дракары сходу могли вылетать здесь на песок, и морские разбойники сразу же устремлялись за добычей. Возможно, что и в 20-м столетии, во время самой кровопролитной из войн, именно сюда — на этот берег — выкатывали из волн грохочущие амфибии, опускались аппарели десантных барж под флагами союзников, сражавшихся против фашистов.
Впечатляющих памятников самому Нептуну мы здесь не увидели. Только в центре городского фонтана высилась литая фигура божества; на зиму воду из фонтана спустили, так что повелитель морей обсох, как рыбачий бот при отливе.
Главной примечательностью порта является огромная роскошная марина. Но — не сезон. На яхтах и катерах не было видно ни души, единственный навигационный киоск был закрыт до весны, служебный офис пустовал. Мы остались без плана входа в гавань Фьюмаре Гранде. Но, с другой стороны, на борту имелась генеральная карта Тирренского моря, с нами были спутниковый “Магеллан” и благорасположение бога морей Нептуна: ведь мы ничем не прогневали грозного владыку, совершая паломничество в четыре тысячи миль на порт, названный его именем! К тому же, мы — не какие-нибудь педантичные немцы, которым непременно подавай навигационное обеспечение только по высшему разряду. Так что под вечер швартовные концы были отданы, и над мариной прозвучало: “Чао, Неттуно!”…
Только что построенная на частной петербургской верфи наша яхта — 23-тонный стальной кеч — не успела пройти серьезных ходовых испытаний.
Верфь-строитель тянула со сдачей яхты. Давно пора было уходить: приближались заморозки, временами шел снег, опасность вмерзнуть в лед становилась реальной. Концы удалось отдать только 24 октября, когда температура воздуха в каюте днем уже не превышала 6°.
Перегонять новое судно предстояло экипажу всего из четырех человек. Конечно же, мы сделали все, чтобы при неизбежных авариях и поломках иметь под рукой хоть какие-то материалы и инструмент для ремонта собственными силами. На крайний случай, выговорили право обращаться за технической помощью в любом порту и даже прервать перегон.
В море шли два Сергея — Афонин и Прокофьев, Владимир Новиков (Борисыч) и ваш покорный слуга. Наряду с парусной практикой каждый имел и опыт судостроителя. Так, оба Сергея ходили на яхтах, построенных собственными руками, а Борисыч и вообще был профессиональным судосборщиком (к тому же, он хорошо разбирался в двигателях, всегда был главным и у камбузной плиты, и за столом, что поднимало его авторитет в экипаже).
Ветровая ситуация на Балтике и в Северном море складывалась не лучшим образом. Продвижению на W препятствовали встречные шторма. За меридианом Хельсинки, например, за
8 часов ночной лавировки под глухо зарифленными парусами удалось отвоевать всего 4 мили! Под утро к нам подлетел всепогодный финский спасательный катер, с которого посоветовали укрыться в шхерах до улучшения погоды. Но мы сделали поворот и легли на галс в сторону эстонского берега, надеясь с заходом ветра выбраться из Финского залива. Не получилось. Встречный шторм усилился до 9-10 баллов. Пришлось лечь по ветру и направиться в Таллинский залив. И тут, убирая бизань, мы обнаружили, что на корме нет ни флага, ни флагштока. Их унесло. Запасного флага не имелось. Пришлось входить в эстонские воды без символа национальной принадлежности.
За Найссааром мы присоединились к компании торговых и промысловых судов, пережидавших шторм на якорях. Капитан одного из буксиров, с которым мы связались по радио, решил выручить нас и предложил подойти с кормы, чтобы принять флаг из его запаса. Посылку передали на бросательном конце. И тут же, откуда ни возьмись, появился погранкатер. Горячие эстонские парни заявили, что мы занимаемся контрабандой наркотиков, и приказали и яхте, и буксиру следовать в гавань Найссаара. (При советской власти гавань принадлежала военным, всем прочим вход в нее запрещался строжайшим образом!)
Серьезного досмотра не учиняли, но потребовали составить письменное объяснение цели маневрирования яхты под кормой буксира. Внимательно изучив этот документ и исследовав обломок флагштока, пограничники все же признали отсутствие криминала в действиях экипажа. К команде буксира тоже не нашлось претензий. Мы робко поинтересовались, нельзя ли посетить грибные места этого некогда засекреченного острова. Нам дипломатично сообщили, что настоящий грибной сезон заканчивается, и указали место на рейде для стоянки. Там мы и стали на якорь в ожидании улучшения погоды.
В продолжении пути на Киль обошлось без вынужденных заходов. В очередной раз крепко досталось нам уже в Северном море. Ночью возле плавмаяка “Эльба” яхту вызвал на связь дежурный лоцман и предупредил о приближении шторма от NW силой до 12 баллов. Поняв, что мы намерены продолжить переход на Шербур, лоцман сквозь зубы процедил: “Бон вояж!” Желая счастливого плавания, он дал понять, что не одобряет такое решение. Шторм достиг наибольшей силы утром, но к полудню выглянуло солнце, и ветер постепенно пошел на убыль. Яхта продолжала лавировку к Английскому каналу.
С выходом из Франции лаг повел счет третьей тысяче миль пути. Бастовали метеорологи, так что долгосрочных прогнозов погоды по радио не передавалось вообще. Как всегда, мы мечтали о благоприятных ветрах, но они задули только по истечении месяца плавания. К тому времени яхта находилась уже в Атлантике.
Никто не мог упрекнуть нас в затягивании перехода. Стоянки были редкими и непродолжительными.
В океан яхта вышла с деформированными лебедками, блоками и киповыми планками шкотов, да и некоторыми другими неприятными последствиями пережитых штормов. Что-то загадочно грохотало на качке в кормовой части корпуса. Не работали помпы осушения необъятного трюма. Вода поступала через сальник гребного вала. Устранить этот дефект своими силами не удалось. Приходилось поднимать пайолы и откачивать воду из шпаций по схеме: черпак—ведро—камбузная портомойка.
Серьезную угрозу таили загадочные туалеты из нержавеющей стали. Прочные, как космические аппараты, они имели невероятно примитивные устройства прокачки и промывки. Неудивительно, что забортная вода поступала в яхту через их “невозвратные” клапана без помех и в большом количестве. Только виртуозы могли использовать эту технику по прямому назначению, манипулируя вентилями и прочими железяками.
Я еще не сказал, что отделывать и дооборудовать яхту предполагалось в Италии, так что о том, какими были на ней бытовые условия в течение перегона, лучше не вспоминать. Капитану, например, все полтора месяца пришлось отдыхать не на персональной мягкой койке, а на трех несуразных подушках — сиденьях с трактора “Кировец”. Их никак не удавалось нормально уложить — ни вдоль, ни поперек койки…
Хуже другое. Постоянно тревожило рулевое устройство. Однажды, еще на Балтике, пришлось заменять на ходу порвавшийся штуртрос. Бог миловал — трос лопнул не где-нибудь в опасной узкости, а в открытом море.
В очередной раз руль вышел из строя в Бискайском заливе. Ограничу рассказ о случившемся изложением записи в вахтенном журнале:
“13 ноября. Час ночи. КК 130°. Шквалы от SW до 8 баллов. Дождь, видимость ограничена. В правой части неба часто вспыхивают зарницы. Несем малый стаксель, грот с тремя рифами, бизань с одним (единственным) рифом. Маневренность посредственная. Яхта управляется аварийным румпелем. Рулевой подстрахован двумя концами. Концы закреплены на утках…”
Тяжелую рулевую колонку с огромным штурвалом Борисыч сумел демонтировать к утру, но все равно заканчивать ремонт пришлось уже в Ла-Корунье, куда яхта пришла через двое суток с момента аварии. На ремонт ушло два дня, и путь был продолжен.
Иногда днем температура воздуха поднималась до 17-18°, но это были последние теплые дни в Атлантике. Благоприятные ветра обеспечили скорый переход до Гибралтарской бухты. Остановиться пришлось в Альхесирасе — в яхтенную марину британской морской базы нас не впустили, но мы все же заскочили туда на несколько минут перед выходом в море. Получилось так, что потребовалась помощь грациозной английской шхуне, у которой отказал двигатель. Якорь из-за большой глубины в бухте англичане отдать не решились, их понесло течением на мол. Ветра не было. Мы успели взять шхуну на буксир и провели ее в марину. Швартоваться не стали, чтобы не нарушать иммиграционных правил.
Плавание до острова Мальорка заняло четыре дня. После непродолжительной стоянки еще за шесть дней мы добрались до Неттуно. Переход этот несколько затянулся — пришлось огибать Сардинию левым бортом, поскольку в пролив Бонифачо яхту не пропускали свирепые встречные ветра.
Ноябрь сдавал вахту декабрю. В море становилось все неуютнее. Особенно по ночам, когда температура воздуха опускалась до 8-10°. Давали себя знать свирепые и коварные местные ветра со шквалами ураганной силы. Шквалы эти налетали с разных румбов, отчего на море возникала толчея. Одежда уже не просыхала. Рулевые, как на севере, несли вахты в рукавицах. Теперь вы поймете, почему после всех перипетий перегона уютная марина Неттуно показалась нам земным раем!
Но — вернемся на ночное Тирренское море. Холод и дождь на 40-мильном переходе во Фьюмаре терзали нас уже в последний раз. Заканчивалась первая декада декабря. Днем ожидалось 14-16°, а сейчас — ночью — было гораздо холоднее. Прошли маяк на мысу. Вскоре различили слабый свет огней, ограничивающих вход в устье. Лоция не содержала полезных сведений о Тибре, из чего следовало, что для солидных судов вход в реку не доступен. В четыре пары глаз мы пытались различить что-либо, обозначающее фарватер. Тщетно.
Дизель работал на малых оборотах. Волны на баре несколько раз плавно качнули яхту с кормы, и вот она уже заскользила по речной глади.
Берега понемногу подступали к бортам. Вот от них в нашу сторону потянулись какие-то длинные удилища, раскрепленные довольно высоко над водой. Обычно на похожих “выстрелах” подают на суда бункеровочные шланги. Но для столь тесной речной акватории “выстрелов” было явно многовато. Через день, катая друзей владельца яхты, мы разглядели эти устройства. Они состояли из соединенных стволов деревьев и служили, как выяснилось, для подвешивания рыболовных “пауков”. Снастями управляли из кособоких избушек на высоких сваях. Ясное дело: во время нереста здесь ловили рыбку большую и маленькую. Мы не ожидали увидеть столь примитивные сооружения в предместье величественного Рима (до него от морского берега, наверное, не больше 35 километров!).
Светало. Яхта приближалась к стене высоченных камышей, скрывших берег справа. Просыпались и крякали утки, поднимались на крыло, проносились к противоположному берегу над самыми нашими мачтами. Скоро слева открылось скопление огней над какими-то строениями и множество высоких мачт на их фоне. Глубина под килем превышала три метра. Это позволяло уверенно направить яхту к скоплению мачт. Правда, по мере приближения открывались интересные детали. Оказалось, что десятки яхт, в том числе довольно крупных, прямо с мачтами подняты на берег. Еще больше судов теснилось у пирсов, здесь они стояли тесными рядами по четыре-пять корпусов в каждом. Марина казалась бесконечной, причем располагалась она на узкой полосе земли. Заборы отгораживали ее от шоссе, за которым виднелась дамба. Все строения выглядели временными.
Как выяснилось, это была не одна большая марина, а множество крохотных частных марин-верфей. Суда в них и зимовали, и ремонтировались. Тут же старые промысловые катера и отслужившие свое теплоходики превращались в новые и очень любопытные кораблики. В импровизированных эллингах давали вторую жизнь катерам из красного дерева, построенным в начале века. Прелюбопытнейший мир, сосредоточение ценностей!
Мелководье у берега не позволяло подтянуться ни к одной из крайних яхт. Но вскоре на работу приехали итальянцы — служащие марины, они шумно засуетились, чтобы переставить яхту по своему усмотрению. Наконец, наш скромный кеч оказался рядом с великолепной новой копией всем известной шхуны “Америка”. Боже, как эти две стальные яхты отличались по внешнему виду! То, что итальянская яхта тоже изготовлена из стали, а не из стеклопластика, мы узнали со слов ее капитана. Казалось, что этот сверкающий корпус только что вынут из полированной матрицы! Ржавые подтеки на бортах нашего кеча говорили сами за себя. Золушка встала рядом с принцессой.
Тем не менее, мы не впали в унынье, а поздравили друг друга с отлично проделанной работой по перегону. И были готовы поднять тост за Нептуна: в целом он был снисходителен к нам!
Никто, глядя на карту, не предполагал, что во Фьюмаре Гранде мы окажемся в центре земель, почти не тронутых цивилизацией. Рим был рядом. Еще ближе находилась древняя Остия. Продолжая начатые в Неттуно заслуженные нами каникулы, мы добирались до нее пешком, сокращая путь по краю пашни, усеянной… осколками античной посуды. Минуя островки живописных руин, через чудесную кедровую рощу, выбирались на асфальт дороги, ведущей в город. И в этой роще, где полагалось бы находиться жрецам в тогах и сандалиях, попали в засаду: свирепые карабинеры приняли нас за цыган, которые всегда и всюду озадачивают власти своим романтичным поведением. Карабинеры долго выясняли, как это русские оказались в античной глубинке, но в конце концов отпустили с миром, поверив, что мы не станем разбивать шатры и озарять туманные ночи кострами под кедрами.
Море в Остии отсечено от городских улиц пляжными постройками и решетками, на воротах и калитках которых красовались замки. Двери лавок с “подлинным” антиквариатом держались открытыми в надежде на появление случайных туристов. Эти лавки мы обычно миновали без потерь наличности. Мы несли честно заработанные лиры торговцам инструментом. В межсезонье они по смешным ценам уступали милые сердцу яхтсмена штукенции с фирменными знаками. С удачными приобретениями, прихватив бутылочку-другую граппы, мы отправлялись в обратный путь по античному бездорожью — отдыхать.
Огненный языческий напиток помогал коротать долгие вечера в холодной, как склеп, яхте. В головах причудливым образом путались обрывки из когда-то прочитанного и основательно забытого. Как-то, например, мы взялись за Юлия Цезаря. Именно он грозился построить в устье Тибра морской порт. А что мы видим? Были у нас кое-какие претензии и к другим императорам, а заодно к архитекторам и строителям некогда молодого Рима.
Всех их мы сразу же вчистую реабилитировали, промчавшись в авто по Вечному городу. Достаточно было увидеть величественные акведуки и мосты над рекой, которую местами можно было перейти вброд. Тибр зимой не достигал даже оснований высоких набережных из камня, возведенных для защиты города от мощных разливов при половодье. Когда-то латиняне, изгнавшие с этих земель этрусков, то и дело швыряли в реку современников, чтобы задобрить богов, регулировавших разливы. Но Тибр выносил тела напрасных жертв к вечным камышам на взморье и заодно сносил хижины и дворцы, бил горшки. Те самые, что в музеях называют этрусскими вазами.
— А что творится здесь в наши дни, когда Тибр повторяет разливы? — задавались мы вопросом. — Наверное, временные строения марин, все эти сарайчики, мостки и пирсы “снимаются” со свай и уплывают в море, мешая рыбакам, засевшим в избушках, орудовать “пауками”? А что яхты, катера? Их уводят куда-нибудь?… — Вопросы повисали в воздухе. Мы укладывались в ледяные, сырые койки в надежде продолжить экскурсы в историю и настоящее Рима на следующих своих заседаниях.
Передавая кеч итальянцам, мы не обнаружили живого восторга на их выразительных лицах. Появившиеся на борту специалисты то и дело принимались о чем-то оживленно дискутировать. Их, к примеру, вверг в столбняк дизель “6Ч 6.5/11”. Нет, не отсутствие запчастей их взволновало. Спецы старались понять, как извлечь эту махину, не разворотив всю яхту? Итальянцы твердо решили заменить наш загадочный агрегат современным компактным дизелем. Впрочем, им предстояло не только это. Если бы они сразу ознакомились с составленной нами дефектной ведомостью, на борту не раз звучало бы “Мамма миа!” В море мы неоднократно произносили то же самое на родном языке. И ничего удивительного!
Перегон занял 45 суток, если учитывать и время плавания до устья Тибра. На римские каникулы осталось пять неполных дней. В самом Риме побывали мы лишь однажды, и увидели не так уж много. Даже Ватикан не удалось посетить. Зато мы приобщились к простонародью Вечного города, заглянув в рыбный ресторанчик, где отведали грубой пищи и даже стали случайными свидетелями скромной свадьбы. Утро следующего дня мы встречали уже в аэропорту имени Леонардо да Винчи. Арриведерчи, Рома!…
Дальнейшая судьба яхты, которую мы привели в Италию, нам неизвестна. Конечно, у нее было немало недостатков, но в целом, в суровом зимнем море кеч показал себя прекрасным моряком. Мы прошли на нем более 4000 миль и прощались с яхтой не без сожаления.
В.Гусев, фото С. Прокофьва
г. Санкт-Петербург