|
|
ТРУДНАЯ ОСЕНЬ ПАТРИАРХА Почти два года назад не стало великого знатока и ревнителя хоккея, одного из основоположников этой игры у нас в стране - Анатолия Владимировича Тарасова. Он скончался на 77-м году жизни, оставив о себе память не только как о беззаветном труженике хоккея, но и как о твердом, несгибаемом человеке, которого не сломили ни преждевременное отлучение от любимого дела, ни подорванное здоровье. О нем был снят видеофильм. Только самого Тарасова в нем нет: в день, назначенный для начала съемок, Анатолия Владимировича увезли в реанимацию, откуда он уже не вышел. Снимались и говорили перед камерой вдова Тарасова - Нина Григорьевна, его дочери Галина и Татьяна. Довести работу над фильмом до конца авторам не удалось, но стенограмма видеозаписи была напечатана в одном, увы, недолго просуществовавшем журнале. Ниже публикуются выдержки из этого материала. ПОСЛЕДНИЕ МЕСЯЦЫ Татьяна: Отец перешел на костыль свой проклятый (он же -"клюшка") больше десяти лет назад, после сложнейшей операции на тазобедренном суставе. Ему стало очень тяжело передвигаться. Но мне казалось, что все эти годы он, лежа на диване, как батарейка, накапливал в себе энергию, чтобы однажды встать и снова прожить хотя бы один день так, как прежде проживал тысячи - на полную катушку. День с ощущением настоящей жизни. И он вставал. И жил! И никогда нам ни на что не жаловался. Не мог пожаловаться, потому что так привык: в доме три женщины и он - единственный мужчина. Самый крепкий. Самый сильный... Нина Григорьевна: Он прежде всего хотел провести "Золотую шайбу", турнир, которому отдал тридцать лет. А денег не было. Он был просто обескуражен. Звонил, возмущался. Не мог понять, как на такие соревнования - для детей! -вдруг не дают денег. К нему врач приходил на дом, спрашивал, что и как у него болит. А он врачу: "Нам денег не дают. "Золотая шайба" может пропасть, вот что сильнее всего у меня болит!" Я иногда не выдерживала: "Зачем ты доктору про "Золотую шайбу"? Ему это неинтересно". А он в ответ еще больше кипятился: "Как это про детей - неинтересно? Ему не может быть неинтересно!" Сколько мы ни уговаривали отца угомониться, он все равно считал, что без него турнир не проведут, и собирался ехать в Ярославль... Галина: Последняя у отца мечта была - провести "Золотую шайбу" для деревенских ребятишек. Он часто говорил: российская глубинка - это источник хоккейных дарований, только никто их там сроду не искал. И он подготовил и провел такой турнир - в январе 95-го под Костромой. А до этого мы ездили в костромскую деревню Шувалове. Там тренер есть, настоящий фанатик, Борис Георгиевич Гусев, так папа помогал ему летом. Взял в Шувалове своего ученика Игоря Ромишевско-го, и тот показывал деревенским ребятам все приемы. А папа сидел на стуле посреди площадки и руководил процессом. Иногда так увлекался, что вскакивал со стула, опирался на свой костыль, который называл "клюшкой", и сам пытался что-то показать. Турнир в Костроме он провел, но жутко там простудился. И все равно был безмерно счастлив. А впереди была "Золотая шайба" (денег отец все-таки раздобыл!), и мы поехали в Ярославль. А там собралось столько команд, что половину игр пришлось переносить в Рыбинск-Нина Григорьевна: Он никогда не верил в смерть. Был убежден, что его вытащат из любой ситуации - врачи и мы. После Ярославля он собрался на чемпионат мира в Швецию. Но во время медицинского обследования ему занесли инфекцию, начался сепсис. А потом - инсульт... ДЕЛО ЕГО ЖИЗНИ Татьяна: Он был могучим человекам, занятым своей профессией двадцать четыре часа в сутки. Он упивался, убивался ею и обожал все, что делал. Ему было интересно в этой работе - жить. Он в этой профессии находил для себя абсолютно все, как любой творческий человек большого размаха. Он любил нас, он любил дом, любил друзей, но все равно никогда не забывал о хоккее. Переключиться мог, но совсем от него отключиться -нет... Нина Григорьевна: Я с. ужасом вспоминаю тот матч в 67-м, когда он, возмутившись судейством, отказался доигрывать со "Спартаком" и увел команду в раздевалку. А на трибуне сидел сам (!) Брежнев. Я готова тогда была встать на колени перед телевизором и молить Господа, чтобы он заставил Анатолия снова вывести команду на лед. Пускай судьи против ЦСКА, но ведь на трибуне -Генсек! И как может отец - простой смертный тренер -так поступать на глазах у всего народа! Татьяна: Это действительно было страшно. Я была тогда в Лужниках и близко видела отца, можно сказать, участвовала в этой драме. И хочу сказать: очень мало людей обладали и обладают такой моральной силой, какая была у папы. Все цеэсковцы играли только для него. Они любили его и ненавидели, но они делали это только для него, а потом уже для себя, для страны. Нечто подобное я видела у других великих людей. Я бывала на концертах Мра-винского и чувствовала, что оркестр играет для него. И это выходило гениально. Но ДЛЯ НЕГО могут играть только тогда, когда ОН - человек в ранге почти божественном, каким и был отец в хоккее. Я внутренне ощущала, что отец, уводя со льда .команду, поступал справедливо и честно. Потому что нечестно он никогда не поступал. И для меня уже не имело значения, что на трибуне сидел руководитель государства: раз он все видел, значит, понял, что отец поступает справедливо. Потому что отец лучше, чем кто-нибудь другой, разбирается в хоккее. А потом отец шел через толпу (на том матче собралось тысяч пятнадцать). Он был совершенно спокоен и всю толпу сдерживал своим молчанием. И она перед ним расступалась... Нина Григорьевна: Когда Татьяна стала тренером, отец запрещал ей давать всякие интервью. "К тебе обращаются, - говорил, -не потому, что ты уже из себя что-то представляешь, а потому, что у тебя фамилия Тарасова". Татьяна: Я стала тренером неожиданно и рано, в девятнадцать лет, когда травма "выбила" меня со льда. И ко мне почему-то сразу пошли хорошие фигуристы, некоторые - уже с именами. Может быть, из-за моего отношения к делу: я дневала и ночевала на катке. Отца это по-настоящему возмущало, он даже публично заявлял, что это не дело - доверять девчонке именитых мастеров. Пускай начинает с малого - с детишек, и не в Москве, а где-нибудь в Рязани. Он делал все, чтобы его авторитет никоим образом не работал на меня, чтобы никто не мог заподозрить его в "проталкивании" дочери. Причем делалось это не "на публику", а искренне, из принципа, от души. К примеру, у него была уникальная картотека всевозможных физических упражнений - наверное, больше тысячи. И вот однажды, в самом начале своего "тре-нерства", я попросила отца дать мне посмотреть эту картотеку. На что он ответил: "Когда на каждое мое упражнение ты придумаешь десять собственных, - вот тогда и дам. Для сравнения". Только в 1988 году, когда мы с Наташей Бестемь-яновой и Андреем Букиным привезли "золото" из Калгари (а это был уже Бог весть какой по счету мой тренерский успех), папа впервые назвал меня "коллегой". А ведь мы с ним до этого уже на зимней Олимпиаде в Саппоро вместе были - как тренеры... ТАЛАНТА НЕ ПРОЩАЮТ НИКОМУ Галина: За ту историю в матче со "Спартаком" отца лишили звания "Заслуженный тренер СССР". И это "отправило" его в больницу. Он придавал огромное значение этому званию, потому что оно было получено от самой справедливой, по его мнению, советской власти. Советская власть в его представлении - это было нечто непогрешимое. Мы с Таней подсовывали ему как бы невзначай тогдашний "Огонек", Солженицына... Он прочтет и давай нас чехвостить: дескать, вы самые отпетые антисоветчицы. Но все-таки читал, и видно было, что переживает очень сильно. А пока он лежал в больнице, нам приносили множество писем. Люди писали, что они - за Тарасова, что звание сняли незаслуженно, и что его обязательно вернут... Татьяна: Ох, как мне жалко папку... За все издевательства над ним. Ведь у нас в стране таланта не прощают никому. Отцу его талант не прощали никогда. И до сих пор - он умер, а талант не прощают. Многим лучше бы вообще о нем не вспоминать. Потому что они, эти многие, сильнее отца никогда не будут. А коли так, так лучше не помнить про Тарасова. О нем и при жизни не любили вспоминать - после того, как "ушли" его из сборной и из ЦСКА. Тринадцать лет ни словом не обмолвились про папу по телевизору - как раз в ту пору, когда наши начали играть с канадскими профессионалами. Потому что именно папа подготовил эти матчи, именно он убеждал всех и вся - убедил! - что можно и нужно встречаться с клубами НХЛ. Но славу потом присвоили себе другие. Мне так жалко, что папе не довелось потренировать хоккеистов Канады, где его просто обожали. Его, оказывается, приглашали в "Нью-Йорк рейнджерс" и в другие клубы, но приглашения эти до него не доходили. Где-то "в инстанциях" отвечали: Тарасов болен. Тринадцать лет он якобы был болен! И даже когда канадцы увековечили его в Музее хоккейной славы в Торонто, ему не дали съездить на церемонию. Призы вручили здесь, в Москве, втихую. Не нужен он им был - такой великий и так долго - понимаете?..
При любом использовании данного материала ссылка на журнал обязательна! |
На главную
В библиотеку
Обсудить в форуме