СОДЕРЖАНИЕ НОМЕРА

НАЗАД

"Спортивная жизнь России" № 12, 1998

ДАЛЕЕ


Один на один

Виктор АПАРИН,
официальный представитель японской организации
карате Кёкушинкай в Москве, черный пояс, 2-й дан

 

ВРЕЗАЛИ - СКАЖИ: "СПАСИБО!"

Житие русского каратиста в Японии

    Мне тридцать семь. Двадцать лет я занимаюсь каратэ. Из них десять - каратэ кёкушинкай. Стиль этот привлек меня как воинское искусство, а не просто спортивное единоборство. Это контактный, силовой, динамичный вид каратэ, и бескомпромиссность поединка здесь очевидна.

    Как и во всяком воинском искусстве Востока, в карате кёкушинкай физическая тренировка идет бок о бок с морально-этической, духовной работой. А когда каратэ преподается и изучается вдали от своей родины, то сложнее всего обретаются не технические элементы, а то, что нельзя взять и пощупать: дух воинского искусства. И это мешает прогрессу. Поэтому я всегда стремился учиться в Японии.

    Я прожил там немало дней, видел изнутри японскую жизнь и тренировки мастеров каратэ, и, как мне кажется, кое-что понял.

    К тому времени на российском уровне я был уже сильным каратекой-сенсеем. В 1991 - чемпион России по тэмашивари, то есть по разбиванию твердых предметов головой. До сих пор мой рекорд не пал: мне удалось разбить четыре доски, положенных друг на друга - каждая толщиной по два с половиной сантиметра.

    Я был чемпионом Москвы в 1993 году в категории до 80 килограммов при собственном весе в 76. Был участником чемпионата мира 1996 года, чемпионата Японии того же года, представляя и там, и там Россию. А отбор на такие престижные соревнования у нас очень жесткий. И попасть туда очень трудно, особенно в моем возрасте.

    Надо сказать, что чемпионат мира по каратэ кёкушинкай приравнивается по престижности к олимпийским играм, он и проходит один раз в четыре года. А чемпионат Японии стоит даже выше чемпионата мира, потому что на этот турнир съезжаются лучшие бойцы всей Японии. Например, на такой чемпионат, проходивший в июле 1998 года в Осаке, в котором я тоже принимал участие, съехалось 386 каратэк. Из них 19 - россияне. Сборная России - в полном составе. Таким образом, наши мастера кёкушинкай приняты в элиту каратэ.

    Тем не менее, я ощущал некий тупик. Я хотел научиться большему, а дома учиться было не у кого. Поэтому я - уже тогда с черным поясом и 1-м даном - стал учеником в Японии.

    Но в Японию надо было сначала попасть. Людей, регулярно выезжающих в эту страну по линии каратэ - немного. Это, так называемые, Бранч-Чифы - наместники от японского древа каратэ у себя на местах. Через них и распространяется вся информация о каратэ в Японии. И, наоборот, - в Страну Восходящего Солнца об успехах их последователей из других частей света.

    До этого, в 1996 году, я впервые попал в Японию в составе сборной России на чемпионат мира, который проходил в Йокохаме. Естественно, я был приятно удивлен тем, что с людьми, о которых я слышал легенды, можно было теперь просто поговорить, пожать им руки.

    Еще в 1993 году, сдавая на первый дан, я аттестовывался у японского мастера Акеоши Матцуи, имеющего 1-й дан чемпиона мира 1986 года. К сожалению, теперь он возглавил свою ветвь каратэ кёкушинкай, обособившись от основной ветви семьи Сосая Масутатцу Оямы.

    Кенджи Мидори, 5-й дан, - чемпион мира 1991 года, Кейджи Санпей, 6-й дан, - дважды второй на чемпионатах мира, Макота Накамура, дважды чемпион мира и Президент Юкио Нишида - 7-й дан. Вот с этими людьми мне довелось познакомиться, и у них учиться. Когда я слышал об их подвигах, мне они представлялись сверхлюдьми из стальных мышц, этакие беспощадные терминаторы. А увидев их воочию, я был поражен, прежде всего, тем, что передо мной стояли самые обыкновенные с виду люди - с мягким рукопожатием, улыбчивые, добродушные. В России я привык считать, что кёкушинкай - это крайне жесткий вид, и он должен рождать мастеров с такими же характерами. А эти люди - чемпионы и призеры мира - были совсем другими. Мои представления о каратэ стали потихоньку меняться. И я понял, что нечто надо менять и в самом себе.

    Я был окрылен этими встречами. Я так зарядился энергетически, что после чемпионата мира, приехав в Москву, начал трансформировать приемы воинского искусства через духовные и морально-этические аспекты. А силовое начало у меня отступило на задний план.

    Попав в Японию в очередной раз, теперь на чемпионат Японии, я уже на правах Бранч-чифа России обратился к президенту организации Юкио Нишида с просьбой остаться поучиться в Японии. Посовещавшись с коллегами, светило сказал, что не видит в этом большой проблемы, так как они меня уже знают.

    Я неплохо выступил на чемпионате Японии. Кстати, моим последним соперником был Саэки Кентоку, а это шестой номер на чемпионате мира. Я оказал ему достойное сопротивление, но все же он одержал верх. Меня это поражение не удручило. Наоборот, провести бой с таким сильным мастером на равных, означало, что я иду верной дорогой. Я читал книги о древних мастерах Востока XVI - XVII веков Миямото Мусаши и Токуан Сохо, и осознал, что возраст в воинском искусстве не является помехой. И теперь я этому нашел реальные, более того - личные подтверждения. Ведь я старше Кентоку на 13 лет!

    В 1997 году, в конце июля, мне удалось поехать в Японию на Кубок мира. Я остался в этой стране на целый месяц. На первом Кубке мира - 98 г. - я познакомился с Чиако Оямой - вдовой Масутатцу Оямы, который ушел от нас в возрасте 72 лет в 1996 году. Эта смерть является загадкой для многих: как пышущий здоровьем человек, который до самого последнего своего дня сам проводил тренировки, вдруг ни с того ни с сего скоропостижно скончался? Но боюсь, эта загадка останется таковой навсегда.

    В итоге получилось так, что я оказался одним из немногих в России последователей стиля карате кёкушинкай, кто лично знаком со всем высшим руководством ветви Оямы. Мало того, месяц своего ученичества в Японии я провел в доме “доджо” финансового директора организации Хироюки Охама, обладателя 6-го дана. В результате, стал неплохо владеть разговорным японским языком, так сказать, на бытовом уровне. Я и сейчас стараюсь продвинуться в его изучении. А поначалу очень помогал английский. На этой смеси и началось мое обучение.

    Я спал на татами, как и положено ученикам каратэ на Востоке, принимал участие в ежедневных многочасовых тренировках. И стал постепенно проникать в своеобразный мир японцев, обучающихся каратэ кёкушинкай. Прежде всего, меня поразило отношение учителя к ученику, и наоборот - ученика к учителю. У нас в России - это чрезвычайно строгие, даже тоталитарные отношения. А там - это отношение отца к сыну, и наоборот. Никакого грубого давления, никаких императивных приказов и наставлений. Зато если “отец” просит “сына” выполнить какой-нибудь сложный прием, то последний обязательно сделает то, что надо. И это вовсе не отменяет четкой иерархии в японском мире каратэ. Только эта иерархия существует как бы сама по себе, ей следуют как-то естественно и незаметно для постороннего глаза. Действует такая модель: “Ну, сынок, надо сделать вот это и вот это...”. “А почему, папа?”. “А вот потому-то, потому-то и потому-то”. Ученик говорит: “Ос!” и - вперед... А через некоторое время смотришь - из этого юнца вырастает настоящий мастер.

    В теплоте таких отношений просто купаешься. При этом она же стимулирует стремление работать над собой, совершенствовать свое умение... Когда мы дорастем до этого? В самом лучшем случае - не скоро.

    Обычно на свои вопросы я не получал прямого ответа. Все мои вопросы получали разрешение в поединках. Я провел за этот месяц 270 поединков. Вы представляете, сколько я получил квалифицированных ответов, не услышав при этом и слова?! Для сравнения скажу, что количество боев в российском “доджо”, проводимых учеником за месяц, колеблется где-то от 60 до 80.

    Один бой из этих 270-ти мне запомнился больше других. Это был специальный класс для черных поясов, где в течение трех часов мы проводили спарринг без передыху, нанося друг другу реальные удары. Мы были, конечно, в защитном снаряжении, но все равно - удар в каратэ кёкушинкай есть удар... После этого занятия я взвесился и увидел, что потерял шесть килограммов веса. Зато сколько приобрел!

    В частности, я понял, что в карате кёкушинкай агрессия неуместна, более того, она непродуктивна. Будь миролюбив, будь доброжелателен к тому, с кем вступаешь в поединок. И если твой дух воспарил высоко, если глубина твоего постижения искусства каратэ достаточно глубока, тебе не надо применять грубую физическую силу - ты и так победишь!

    Знаменитая “японская вежливость”... Прежде, по российскому высокомерию, я считал ее вещью искусственной, поверхностной. Мол, как это возможно: 24 часа в сутки - кланяйся да улыбайся? А она, эта вежливость, оказалась естественной и глубокой для японцев чертой характера, более того, скажу, что вежливость - это именно то, что делает Японию - Японией.

    Например, проводишь ты спарринг в Японии. И проводишь спарринг в России. И там, и там тебе удается пробить защиту соперника и ты понимаешь, что твой удар достиг цели, ты сделал ему больно.

    В России - тебе никогда не скажут “спасибо”. Наоборот - злобу затаят. В Японии же благодарят! Кланяются и благодарят! И под воздействием такой своеобразной реакции, когда тебе японец в свою очередь куда-нибудь пребольно заедет, делаешь то же самое - кланяешься и благодаришь! В жизни от себя не ожидал такого.

    Но это - правильно. Потому, что не пойманный удар соперника - это форма роста, это форма самосовершенствования тебя как воина. Это сигнал того, что ты чего-то еще не знаешь в каратэ, тебе на это только что указали, и за это - действительно надо говорить “спасибо!”. И это - высоко морально.

    Со мной был потрясающий случай. Во всяком случае, повторюсь, для моего российского менталитета. В 1997 году на открытом чемпионате России, который проходил на Дальнем Востоке, я нокаутировал японского мастера. Пятнадцать минут он приходил в себя. А после подошел ко мне и сказал: “Вы мой учитель. Ос! Спасибо вам за урок!”. И теперь меня с этим человеком - Оши Такаши - связывают самые теплые отношения. Когда я бываю в Японии, мы всегда встречаемся как старые, добрые друзья, обмениваемся сувенирами.

    И в моем сознании произошли ощутимые изменения. Прежде всего, я перестал бояться фактуры. Раньше, до обучения в Японии, я ощущал на спине холодок перед немереной “рамой”, когда против меня выходил громадный боец. А теперь я знаю, что чем больше тело, тем оно громче падает. И всего-то делов.

    Есть духовное состояние, своего рода - морально-этическое превосходство. Если я знаю, что я прав, со мной и тысяче не справиться!.. Если я защищаю свою жизнь, свою честь, честь и жизнь своих друзей, своей семьи - меня не остановить. Японские и китайские записи хранят предания о том, что средневековые банды грабителей предпочитали нападать на вооруженные княжеские дружины, чем на одиноко бредущих буддийских монахов. Против монаха, с его религиозным озарением и навыками бойца, у них было меньше шансов на победу.

    Обучение и житие моё, кстати сказать, проходило в Хиросиме. Городе, чье имя стало нарицательным. И мне было интересно ходить по улицам и смотреть, как на меня, чужестранца, реагируют местные жители. Бродил, наблюдал, к памятнику жертвам атомной бомбардировки подходил. Никак не реагируют! Точнее, не реагируют отрицательно. Я для них гость, и не более. Такая вот нация...

Записал Сергей ПОНОМАРЕВ


up


 Library В библиотеку