Человеко-машина против машино-человека

“Я мыслю - следовательно, я существую”. Хрестоматийное высказывание Ренэ Декарта относилось к человеческому существу. В конце ХХ столетия этот афоризм вполне применим к электронному интеллекту - после того, как в начале мая 1997 года сильнейший шахматист мира Гарри Каспаров проиграл со счетом 2,5 : 3,5 матч суперкомпьютеру “Дип блю”.

Шахматный мир был взбудоражен. Потрясены и философы, психологи... Рухнуло основное положение материализма, которое методично вбивалось в головы всем, кто получал образование в советских вузах: “Идея мысли вне человеческого мозга могла родиться только в безмозглой голове”.

Между тем еще три десятилетия назад вышла книга “Творец и робот”, в которой отец кибернетики и создатель первых компьютеров Норберт Винер предсказывал появление мыслящих машин, превосходящих интеллектуальные возможности человека. С точки зрения Винера, этот вопрос звучал так: может ли Творец создать систему, более совершенную, чем он сам? Поскольку кибернетика никаких границ здесь не усматривает, со временем, считал Винер, такой компьютер будет создан. Примерно тогда же на мировой экран (но - не на советский) вышел фильм режиссера Стенли Кубрика по сценарию писателя фантаста Артура Кларка “2001 год. Одиссея в Космосе”. Во время полуторагодовалого путешествия к Юпитеру астронавт Фрэнк Пул развлекался игрой в шахматы с бортовым компьютером Хэлом:

- Я очень сожалею, - произнес суперкомпьютер и приступил к смертельному финалу: ферзь на f3, слон бьет ферзя, конь бьет слона, мат.

Кстати, красивый эндшпиль Кларк позаимствовал из партии, сыгранной гамбургскими шахматистами Решем и Шлаге аж в 1913 году, а вот рождение всемогущего Хэла он отнес к 1997 году, скрыв за именем думающей машины довольно легко угадывающееся имя ее создателя: достаточно в английском алфавите переместить буквы HAL на одну позицию вперед - и получится IBM. Эта знаменитая американская корпорация и выставила “Дип блю” против Гарри Каспарова.

Стоит сказать, что годовой оборот Ай Би Эм составляет 76 миллиардов долларов, а научно исследовательский фонд - свыше 5 миллиардов. За бессловесной, но, как выяснилось, с мощным интеллектом машиной стояла четверка ее основных создателей и опекунов. Это - 38 летний выходец с Тайваня Сю Фэнсюн (именно он точно предсказал исход матча; Каспаров тоже называл счет 3,5 : 2,5, но в свою пользу), 35 летний программист Джозеф Хоун (он вложил в память “Дип блю” более 600 тысяч шахматных партий, 33 летний шахматный гроссмейстер Джоэль Бенджамин (на его долю выпала адова работа по отбору “пищи” для компьютера: ведь одна 40 ходовая партия может протекать в таком количестве вариантов, которые выражаются цифрой 1,5 х 10 в 128 й степени) и 39 летний программист Меррей Кемпбелл, кстати, обладающий хорошим рейтингом 2100 в таблице Профессиональной шахматной ассоциации (ПША).

Эта команда, как известно, еще в феврале 1996 года двинула в бой против Каспарова своего “Чесс бэби” (сейчас он, по их словам, “уже учится в шахматной школе”) - и проиграла со счетом 1:4. Между тем, тот первый матч чемпиона среди людей и чемпиона среди компьютеров был приурочен компанией Ай Би Эм к 50 летию выпуска в США первого компьютера “Эниак”.

Итак, 1946 год. В Америке начинали осуществлять на практике кибернетические идеи. В обескровленном страшной войной СССР начали готовиться к новым битвам - теперь на идеологических фронтах . Из “Краткого философского словаря” той эпохи: ”Кибернетика - реакционная лженаука... Ярко выражает одну из основных черт буржуазного мировоззрения - его бесчеловечность, стремление превратить трудящихся в придаток машины, в орудие производства и орудие войны. Вместе с тем для кибернетики характерна империалистическая утопия - заменить живого, мыслящего, борющегося за свои интересы человека машиной как в производстве, так и на войне”.

Советский тоталитаризм затормозил на десятилетия развитие у нас не только кибернетической теории, но и электронно вычислительной техники. Впоследствии мы наверстали многое, но далеко не все. Не в этом ли причина и того, что даже родившийся в 1963 году нынешний чемпион мира по шахматам Гарри Каспаров , довольно поздно для себя совершил “открытие компьютерной Америки” и до встречи с “Дип блю” был убежден, что победа искусственного интеллекта над человеческим возможна лишь в 2010 году, а, может статься, и вообще нереальна? Об этом он сам рассказал в статье, опубликованной на страницах немецкого журнала “Шпигель” за неделю до ньюйоркского матча:

“Еще пару лет назад я бы рассмеялся, услышав вопрос: обладает ли компьютер интеллектом? Эти неуклюжие аппараты, которые так легко обдурить, способны лишь быстро и много считать. Но интеллект?!

Сегодня я уже не столь уверен в этом. Мой матч против компьютерного чудовища “Дип блю” год назад в Филадельфии заставил меня переосмыслить эту проблему. Были тогда моменты, когда меня посещало чувство, что этот ящик, возможно, находится к интеллекту гораздо ближе, чем нам бы хотелось считать.

Впервые я имел дело с компьютером в 1983 году в Лондоне, где за победу в сеансе одновременной игры получил в качестве награды счетно вычислительную машинку “Акорн”. Она была похожа на телеэкран с клавиатурой от пишущей машинки. Дома, в Баку, куда я привез этот прибор, преодолев страшное сопротивление нашей таможни, он произвел сенсацию. Впрочем, мы с друзьями использовали его лишь для игр, ибо иного применения “Акорну” не могли найти. Любимая игра называлась “Прыгун”: ее прислал мне на дискете один гамбургский приятель. Надо было провести лягушку через дорогу с большим автомобильным движением. Я преуспел в этом деле, и, наверное, стал лучшим компьютерным “прыгуном” во всем Советском Союзе.

А в 1985 году по приглашению “Шпигеля” я приехал в Гамбург. Мне предложили обширную программу с поездками по городу и гавани, но я непременно хотел попасть в деревушку Холленштедт близ Гамбурга. “Там же ничего нет!” - сказали мне. “Есть! - ответил я. - Там один друг”. И вот я у двери дома, где живет человек, пославший мне дискету с “Прыгуном”, компьютерный фанатик по имени Фридрих Фридель.

Мы говорили с ним далеко за полночь. Он рассказывал мне о гигантских возможностях компьютеров, о том, что они так же могут изменить шахматы, как в свое время книгопечатание - всю человеческую культуру. Они смогут мгновенно доставлять шахматисту любую информацию из любого уголка мира, и их электронный мозг с идеальной памятью станет наилучшим ассистентом для каждого гроссмейстера.

На прощанье я все же решил продемонстрировать Фридриху свои успехи в “Прыгуне” (мой рекорд составлял 16 000 очков). “Хочешь сыграть матч?” - спросил Фридрих. “Разумеется! - сказал я. - С тобой?”. “Нет”, - покачал он головой. “С твоей женой?“. Он вновь сделал отрицательный знак и показал на своего сынишку, карапуза лет трех-четырех, который, по моему, и говорить то еще толком не умел.

Я запротестовал, но малыш уже взобрался на стул перед компьютером и вскоре разбил меня в пух и прах, набрав 25 000 очков. Это происшествие сподвигнуло меня на первую общественную акцию: едва вернувшись домой, я принялся обходить чиновников самого разного уровня и убеждать их в необходимости немедленной компьютеризации всех наших школ, ибо, говорил я, наше технологическое отставание вскоре будет уже непреодолимым.

А Фридриху я перед отъездом сказал: “Мне нужен банк данных!”. Ведь в ту пору самой главной проблемой для шахматистов профессионалов в поездках по миру был огромный багаж. Я, например, ездил всюду с тремя большими чемоданами, набитыми шахматной литературой, и одним маленьким, где умещался весь мой гардероб. Помню, как сидели мы с секундантами в гостиничных номерах посреди книжных завалов. “Где этот чертов вариант?! “ - восклицал я, и все принимались листать книги. “Нашел!” - кричал, наконец, кто то, а я к тому времени думал уже совсем о другом. И ведь всего десяток лет назад это было в порядке вещей!

В 1987 году я вновь оказался в Гамбурге - для матча против местных шахматистов, сильнейших в федеральной лиге. Поскольку их партий у меня для подготовки не было, попросил о помощи Фридриха, ставшего моим “компьютерным секундантом”. Привыкнув к тому, что такая информационная подготовка длится часами, я отправился пить кофе, а когда вернулся, Фридрих сказал мне: “В компьютере уже 192 партии. Хочешь их посмотреть?”. Я лишился дара речи. А матч закончился со счетом 7 : 1 в мою пользу.

Впоследствии банк данных, созданный Фридрихом, помогал мне одерживать победы в соревнованиях со сборными Франции и ФРГ, а также в матче против Анатолия Карпова, когда я отстоял свой чемпионский титул. Конструкторы снабдили мой компьютер специальной “клавишей Гарри”, с помощью которой я в течение часа мог просматривать до 100 партий. Эта машина оказалась идеальным ассистентом, который молниеносно и безошибочно отвечал на все мои вопросы, и все же, представить себе этот ящик в виде собственного соперника за шахматной доской, я еще не мог. В своей книге “Политическая партия”, вышедшей в 1987 году, я писал, что допущу возможность победы компьютера над гроссмейстером только в том случае, если эта машина сумеет сочинить симфонию или хотя бы придумать смешной анекдот.

Впрочем, я и сейчас думаю, что до этого не дойдет. Судя по всему, существует некая граница, которую машина, даже с огромными вычислительными способностями, никогда не сможет перейти. Недаром Владимир Набоков писал, что шахматы требуют проявления тех же достоинств, что и любая деятельность в области искусства, заслуживающая этого названия: оригинальности, богатства идей, краткости, гармонии, сложности и великих разочарований.

Ведь человек способен оценивать позицию, проводить аналогии, распознавать намерения соперника, творить, исходя из собственного опыта. Он обладает как предусмотрительностью, так и агрессивностью, не говоря уже о воле к победе. Да, шахматы - это логическая и математическая игра, в которой задействовано левое полушарие головного мозга. Но игроки высочайшего класса столь же часто используют и правое полушарие, дабы распознать бесчисленное множество вариантов и привести их во все новые взаимосвязи. И главное - человек обладает этим удивительным качеством предчувствия. Легендарные советские шахматисты Михаил Таль и Михаил Ботвинник рассказывали, что случались в их жизни такие моменты, когда, поймав особый взгляд соперника, они внезапно делали совсем иной ход, чем намеревались только что.

Компьютер же, напротив, не способен на предчувствие, и он делает выбор лишь между да и нет, черным и белым, нулем и единицей, ему надо переработать невообразимое количество мусора, чтобы найти один единственный ход.

Но все же, чаще и чаще меня одолевали сомнения. В 1990 году компьютер предсказал мне в эндшпиле с пятью фигурами мат на 76 м ходу. Ерунда, подумал я, и приказываю машине показать мне первые 40 ходов. Она выполнила это, но я по прежнему не верил. И выяснилось, что компьютер был прав: он наткнулся на вариант, который никогда бы не пришел в голову человеку! Это была фантастика. Такого величия, достоинства, благородства в связи - что ни говорите! - с ящиком я представить себе не мог. На какой то миг мне показалось, что передо мною - божество.

Позже я понял, в чем дело. Вычислительная мощь этого аппарата Ай Би Эм была столь велика, что он знал: тот ход оправдает себя впоследствии. Таким образом, машина попросту выработала решение, которое человек принял бы лишь чисто интуитивно. Это было похоже на то, как если бы Арнольд Шварценеггер с помощью лишь мускульного усилия приблизился бы к духу Альберта Эйнштейна. С какого то определенного момента, в шахматах, по крайней мере, это так, количество переходит в качество. В общем, в суперкомпьютерах типа “Дип блю” я вижу некоторую форму интеллекта - малость сумасшедшего, неотесанного, неэффективного и негибкого. Однако они добиваются тех же результатов, что и люди.

А раз интеллект распознается по результату, то в начале шахматной партии трудно сказать, кто тут играет, - человек или компьютер. Иной раз мне кажется, что мой механический соперник усмехается мне.

Наверное, в эксперименте “человек против машины”, мы, шахматисты, ушли гораздо далее тех одержимых ученых, которые уже много лет безуспешно пытаются сконструировать искусственный мозг. И я, пожалуй, готов отказаться от своих прогнозов относительно того, что компьютер победит чемпиона мира по шахматам лишь в 2010 году (или вообще никогда). Думаю, что это произойдет уже в 2005 году”.

Итак, Каспаров ошибся на 8 лет. Более того, уязвленный до глубины души поражением, он намерен сыграть матч реванш с “Дип блю”, поставив на кон свой человеческий титул.

Но в переполошившемся шахматном мире любопытно послушать и негромкий голос другого человека, тоже элитарного гроссмейстера - индийца Вишванатхана Ананда. В интервью тому же “Шпигелю” он сказал, что, в отличие от их матча в октябре 1995 года (Каспаров тогда выиграл у Ананда - 10,5 : 7,5), чемпион на сей раз не был похож на самого себя, поскольку играл в какие то “антикомпьютерные шахматы”: “Каспаров выбирал дебюты, которые он ни в одном матче против человека не стал бы играть. Это был не его стиль, не его характер. Впрочем, в третьей партии эта тактика блестяще оправдала себя: он в начале неожиданно двинул пешку на d3, и компьютер попросту свихнулся”.

А в общем Ананд скептически относится к поединкам “живого и электронного интеллектов”, ибо, как он говорит, “в Нью Йорке мы наблюдали борьбу человеко машины против машино человека”. “Для меня этот “Дип блю” не имеет ничего общего с искусственным интеллектом. Он проявляет лишь невероятную грубую силу - не больше и не меньше”, - заключил спокойный и невозмутимый, как йог, индиец.