В ЭТОМ НОМЕРЕ ЖУРНАЛА
"Спортивная жизнь России" № 12, 1997

Тайны древней игры

Борис Спасский
Беседу ведет Евгений ГИК

ЧЕМПИОН ДОЛЖЕН БЫТЬ УБИЙЦЕЙ

С экс-чемпионом мира журналист беседовал в Санкт-Петербурге. В некогда родных краях гроссмейстер был гостем, интуристом.

- Борис Васильевич, как вы себя чувствуете на чужбине, в своем Париже?

- Как командировочный, правда, с хорошими суточными.

- Когда в 1969 году вы отобрали шахматную корону у Тиграна Петросяна, вы могли стать героем нашего времени, как другие чемпионы мира, скажем, до вас Ботвинник и Петросян, а после Карпов и Каспаров.

- Да, мой тренер, мудрый донской казак Игорь Бондаревский сказал мне после матча, что теперь я должен получить какую-то защиту: вступить в коммунистическую партию, сменить Петросяна на посту главного редактора 64, съездить на советско-китайскую границу на остров Даманский - там тогда стреляли из пушек, потом найти важных людей на самом верху, и тогда я буду в полном порядке. Но я ответил: Нет, батя, это все не по мне.

- Почему вы проиграли Петросяну первый матч, кажется, уже тогда вы были сильнее?

- В 1966 году я еще был нищим человеком, а у Петросяна - обширные связи, защита, капитал. Ко второму матчу я уже несколько поправил свои материальные дела: выиграв крупный турнир в Санта-Монике, получил баснословную для того времени сумму - пять тысяч долларов, и мог расплатиться с тренерами, в общем, не умирал с голоду.

- Разве гроссмейстеры уже тогда не были обеспеченными людьми?

- Большинство - нет. И прежде всего из-за Ботвинника - он, а вместе с ним и вся наша государственная машина, пропагандировали, что шахматы - это не профессия. Отправляясь на соревнования, мы получали только суточные. Кое-какие льготы, правда, были. Ботвинник рассказывал, что, после победы в крупнейшем довоенном турнире в Ноттингеме, он получил участок, причем на соответствующей бумаге стояла подпись Берии. Затем, чтобы построить дачу, Ботвинник должен был ехать в Кандалакшу давать сеанс одновременной игры, и таким образом через директора предприятия он привез вагон стройматериалов.

Впервые мысль создать шахматный профсоюз возникла после того, как я стал чемпионом мира. Новый президент ФИДЕ Макс Эйве приехал в Москву, даже создал специальную комиссию. Но окончательно эта идея была реализована уже при Карпове.

- Кстати, насчет Карпова. Уступив корону Бобби Фишеру, вы включились в новый цикл и выбыли из него после поражения от Анатолия Карпова. А ведь матч начался так успешно для вас - вы выиграли первую партию.

- Может показаться странным, но именно после победы в стартовой партии я вдруг понял, что матч проигран. У меня просто не было энергии, и Бондаревский не знал, что со мной делать. Я вообще тогда вошел в очень плохой период своей жизни, после поражения от Фишера меня уже сочли чуть ли не диссидентом, тем более, что я не пожелал отдавать спорткомитету денежный приз, полученный за матч с американским гением. И покатился по наклонной плоскости. Мне стало ясно, что нужно уезжать со своей земли. Это и случилось спустя два года.

Но надо отдать должное Анатолию Евгеньевичу: он очень хорошо подготовился к нашему матчу, играл великолепно. К тому же ему помогало огромное количество служб. Вот один пример. Ко мне приехала врач, женщина. Я чувствовал, что у меня что-то неладно. Она замерила пульс, давление, но ничего не сказала. Зачем же тогда я так доверчиво согласился на ее приход? Потом я понял, что она немедленно передала сведения о моем состоянии куда надо, и мне было от этого очень грустно.

Позднее я хотел снова вступить в борьбу за корону, но Бондаревский отказался помогать, и я опять остался совсем один. Могу добавить, что в той борьбе, которую я вел в одиночестве, мне очень помог Солженицын. В его книге Бодался теленок с дубом я прочитал важную для себя вещь: Если вы никого не боитесь и приготовились к смерти, то вас никто не может победить. Может только убить, но убить - не значит победить. Эти мудрые слова меня сильно поддержали. Недавно я встретил Солженицына и сделал ему подарок: свою книгу, которую надписал так: От благодарного дубободателя. Борис Спасский.

- А как вы оцениваете сегодняшнюю расстановку сил на шахматном Олимпе?

- Я высоко ставлю Каспарова и Карпова, который, возможно, даже выше по таланту, но Каспаров мне ближе по стилю - в позициях, где Гарри владеет инициативой, он великолепен. И конкурентов у него сегодня я не вижу. Ананд? Он, знаете ли, такой слишком солнечный, сияющий. Чтобы стать чемпионом мира, нужно быть немного варваром, у вас должен даже быть развит инстинкт убийцы. В профессиональном спорте это неизбежно.

- Вы тоже были шахматным убийцей?

- К сожалению, нет. Но Бондаревский меня в этом отношении сильно тренировал, заставлял играть до голых королей. Но не обо мне сейчас речь.

Крамник? У него очень большой талант, но, говорят, характера не хватает. Топалова я знаю плохо. Одно время мне казалось, что может преуспеть Гата Камский. Ведь талант развивается, и он очень хорошо развил свой талант, кроме того, у него есть характер. Но ходят слухи, что Гата ушел из больших шахмат, предпочел медицину.

- А что вы скажете о великих шахматистах прошлого?

- Из некоронованных королей я очень высоко ставлю Филидора. Будучи придворным музыкальным композитором, он в шахматах опередил всех на 100 лет. Если идти по списку чемпионов, то я с большим уважением отношусь к Стейницу, первому шахматному королю. А ближе мне Александр Алехин. Кстати, по шахматному пониманию к нему ближе всех Виктор Корчной. Вся их жизнь - это поиски, неудовлетворенность собой. Алехин был ярок, артистичен, блестяще писал, знал несколько языков. Даже его несчастья носили артистический характер, и так протекала его жизнь до трагической смерти - за шахматной доской. Думаю, что все конфликты Алехина с Капабланкой возникали из-за того, что Александр Александрович был слишком артистичен, а Капа слишком аристократичен. Разница тут есть. Но самый большой талант, это, конечно, Капабланка. Уже в четырехлетнем возрасте он показал себя гением, и отец тут же запретил ему прикасаться к фигурам, чем и спас его для шахмат. Сейчас, увы, все происходит наоборот - ведь надо быстрее делать деньги!

Миша Таль - это Моцарт в шахматах. Как говорится, ему было все дозволено - прямо по Достоевскому. Ботвинник, как шахматист, никогда не производил на меня большого впечатления. Но в его таланте была какая-то загадка, которую я до конца не разгадал. У него были цельные, монотонные партии, несколько вымученная игра, мало красоты. Другое дело, Смыслов. В лучшие свои годы он имел массу оригинальных идей, видно когда-то много работал.

Петросян - тоже колоссальный талант. Помню, Райкин говорил, что в мире актеров есть свои внутренние оценки. Одни актеры считаются гениальными, но среди зрителей они не пользуются исключительной популярностью. Так же и в шахматах - Петросян у своих коллег пользовался огромным уважением, именно по таланту. Играя матч с Петросяном в 66-м, я как-то случайно встретил Ботвинника, и он спросил меня, угадываю ли я ходы Петросяна. Я промолчал, а он повернулся и ушел. Я догадался, что Ботвинник тоже не угадывал ходы Петросяна, называл его шахматным левшой.

- Кто из гроссмейстеров прошлого не стал шахматным королем, хотя и заслуживал этого?

- Безусловно, Пауль Керес. В 38-м году он разделил 1-2-е места в АВРОтурнире, и всем стало ясно, что он вот-вот станет чемпионом мира. Но в 39-м - мировая война, а в 40-м Сталин захватил Прибалтику, и Керес потерял свою родину. Воспитанный в свободной Эстонии, он вдруг оказался в коммунистическом государстве. Это всегда его сковывало. Кереса любили все, даже руководство - партийное, кэгэбэшное, какое угодно. Но так как Керес чудом избежал пули в затылок, как и Алехин в одесском застенке в 19-м году, он всегда был очень осторожен и сдержан. Я как-то спросил его, почему бы ему не написать мемуары. Он грустно посмотрел на меня и сказал: Ах, Борис Васильевич, лучше играть только в шахматы.

- Расскажите о вашем конфликте с Корчным на матче двадцатилетней давности.

- На нашем претендентском поединке в Белграде в 77-78-м годах произошел один из самых больших скандалов в истории шахмат. В определенный момент я почувствовал, что кто-то и что-то мешает мне сосредоточиться. И когда шли мои часы, я ушел со сцены и примостился в уголке, откуда была видна демонстрационная доска. Я считаю, что если идут ваши часы, вы хозяин своего времени и можете распоряжаться им как вам заблагорассудится. Корчному мой способ игры не понравился. Мне было хорошо известно, что все матчи с участием Виктора Львовича проходили со скандалами. Он как бы сделал их неотъемлемой частью шахматной борьбы. В поединке со мной у Корчного была команда, которая использовала визуальный прессинг, разные приемы раздражения противника. И уход от шахматного столика был моей спонтанной реакцией на действия этой группы. Приехал президент ФИДЕ Эйве, скандалы продолжались, была создана какая-то комиссия и т.д. Самое удивительное, что через три года это стало нормой, и участники матча, чувствуя какой-то дискомфорт, удалялись от доски, обдумывая ход где-то в сторонке.

Осуждая Корчного, Борис Спасский не заметил, как президент шахматной федерации Санкт-Петербурга Борис Хропов привел Виктора Львовича в этот же зал, и они сели рядом с бывшим чемпионом мира. Закончив свою обвинительную речь, Спасский заметил Корчного и любезно приветствовал его, тем же ответил и его старый соперник. Через два часа Корчной улетал в Швейцарию и пришел попрощаться со своими ленинградскими болельщиками, благодаря которым стал победителем турнира. А я в этот момент подумал, что великие шахматисты и их высказывания друг о друге как бы живут самостоятельной жизнью, никак не связаны, ведь накануне я брал интервью у Корчного, и он тоже отзывался о Спасском не самым лучшим образом.

- Кажется, вы придерживаетесь мнения, что матчи Карпова и Каспарова были договорными.

- Я опираюсь только на свой собственный опыт. Когда я сыграл первый матч с Петросяном из 24 партий, то очнулся лишь через год. И вдруг меня пронзила ужасная мысль: что было бы, если бы сейчас мне пришлось снова играть матч. Я был живой труп. Я проиграл бы любому. Поэтому, кстати, Ботвинник действовал весьма умело, назначая матч-реванш ровно через год, а не через два - по давней шахматной традиции. Тем самым он гарантировал себе победу. В этом состояла его военная хитрость. Что же касается К-К-матчей, как я их называю, то в них за несколько лет было сыграно около 150 партий. Если вы проведете столько встреч на первенство мира в полную силу, то угодите в сумасшедший дом.

И второе соображение. Я комментировал для зрителей последний матч Карпова с Каспаровым. И в 19-й партии произошло нечто невероятное. В подавляющей позиции, когда Каспарову оставалось сделать всего два-три хода, чтобы отложить встречу и дома найти форсированный путь к выигрышу, он вдруг предложил ничью, имея целых 15 минут против двух карповских. Я сразу почувствовал что-то неладное, но не знал, как объяснить случившееся зрителям. У меня не выдержали нервы, и я взорвался, закричав: Будьте вы прокляты, что вы сделали с шахматами. Грустная история для меня, и я сам не рад, что каким-то боком оказался вовлеченным в нее.

- Вы пытались переубедить Фишера, считавшего, что советские гроссмейстеры объединились между собой с целью одолеть его?

- Он - экстремист, и если что-то втемяшилось в голову, переубедить его невозможно. Так, он всегда полагал, что все советские гроссмейстеры - офицеры КГБ. Однажды я сказал ему: Бобби, когда я стану полковником КГБ, то приглашу тебя в лучший ресторан!".

- Говорят, что после второго матча с Фишером вы трудились землекопом.

- Я счел, что если на человека сваливаются как манна небесная огромные деньги, надо как-то сбросить напряжение. И вот, разбогатев, по восемь часов в день трудился землекопом: с двумя рабочими копал подвал в своем доме, потерял семь килограммов.

- И кто живет в этом доме?

- Я, моя жена Марина и сын, такой, знаете ли, пан-спортсмен. Ему 17 лет, он увлекается теннисом, катанием на парусной доске и все такое прочее. Мне вспоминается завещание Капабланки, оставленное сыну: ¦Прежде всего, ты должен стать адвокатом, чтобы защитить от посягательства интересы своей семьи, своего имущества. Ты должен также научиться хорошо плавать и быть хорошим боксером, чтобы уверенно чувствовать себя и на суше, и на море.

Простые, мудрые слова, не так ли?

Реклама:
 


 Library В библиотеку