В ЭТОМ НОМЕРЕ ЖУРНАЛА
"Спортивная Жизнь России", № 11

Оксана Тонкочеева,
Валерия Усачева
специально для журнала "Спортивная жизнь России"

"МЫ СЧАСТЛИВЫ И НИ О ЧЕМ НЕ ЖАЛЕЕМ"

Несколько месяцев назад, а точнее - в марте этого года, в юбилейном, посвященном 40-летию нашего журнала номере, читатели прочли воспоминания Аллы Зиновьевой об интервью с Л.Белоусовой и О.Протопоповым, отмечавшим 25-летие своего ледового союза.

А через неделю-другую мир узнал о том, что великие актеры ледовой сцены Людмила Белоусова и Олег Протопопов не вернулись в свою страну. Волею судеб это интервью стало последним их выступлением в российской печати.

Осталось памятным оно и для редакции журнала: красочный разворот - буквально накануне "невозвращенья", да еще и поднимавший острые вопросы о явном нежелании спортивного руководства признать романтический стиль этой пары, ущемлении их в предоставлении тренировочного льда, постоянных намеках на "творческое долголетие" - стал причиной нескольких административных и партийных взысканий.

- Вы помните?

- Конечно, конечно, помним...

Так начался наш разговор с Людмилой Евгеньевной Белоусовой и Олегом Алексеевичем Протопоповым.

- И до сих пор благодарны журналу - он был, пожалуй, единственным, кто хоть как-то пытался нас поддержать и отметил тогда наш юбилей.

- Какова была реакция на ваш поступок здесь - известно, а как отнеслись к этому на Западе?

- Л.Е.: Отнеслись, я бы сказала, очень благосклонно: Буквально в течение суток нам поступила масса приглашений. Одни готовы были предоставить крышу, другие - лед. Как ни странно, было много поздравительных телеграмм, в которых черным по белому читалось: "Молодцы! Правильно сделали".

- И теперь вы - швейцарские граждане?

- О.А.: Да, уже два года, как мы получили этот официальный статус. Я вот­вот начну получать пенсию, как самый обычный швейцарский пенсионер.

- Самый обычный?

- О.А.: Конечно, здесь к нам относятся с большим уважением, мы очень благодарны этой стране уже потому, что, по сути дела, она сохранила нам жизнь. Но мы - не ее герои. В Швейцарии свои легенды, горнолыжные. Кроме того, если бы мы выступали под швейцарским флагом, тогда другое дело, могли бы рассчитывать на какое­то особое, дополнительное почитание. Но по большому счету мы для этой страны ничего не сделали.

- Почему вы выбрали именно Швейцарию?

- О.А.: Только лишь потому, что мы были там на гастролях. Возможно, окажись мы в какой­либо другой стране - остались бы там. Хотя, не скрою, Европа всегда нам нравилась больше, чем Америка. Все­таки какая­то приближенность к России, возможность чаще звонить в Ленинград родным и близким...

- Начинать новую жизнь за границей, на пустом месте всегда непросто. С чего начали вы?

- Л.Е.: С того, что заключили контракт с американским балетом на льду. Спустя полтора месяца после "побега" мы уже вовсю гастролировали. А в бытовом плане... У нас не было ни денег, ни угла... Когда мы объявили, что в Россию больше не вернемся, к нам тут же пригласили полицейских, которые забрали советские паспорта. Их мы больше никогда не видели. Нас привезли в один отель, потом в другой... До сих пор мы не знаем места, где нас прятали. Лишь после того, как было объявлено о предоставлении нам политического убежища, можно было подумать о своем "угле". Но это уже было вторично. Главное, мы были на льду, могли тренироваться...

- О.А.: Я вспоминаю то время, как страшный сон. Наши телефонные разговоры с родственниками прослушивались, прерывались... Но обратного пути не было. В Советском Союзе, дома - мы были чужие. И никому не нужны. По сравнению с этим, все остальные проблемы как­то меркли. С первого же дня пребывания в Швейцарии мы постоянно подчеркивали, что причины нашего побега творческого характера, и не кривили душой. Из Ленинградского балета на льду, где мы в то время выступали, нас могли выставить на улицу в любой момент, потому что по закону отправлять артистов на пенсию можно было уже в 38 лет. Мне было 47.

Не складывались наши отношения с коллегами, с руководителями "Ленбалета". Мы не давали управлять собой, были слишком свободны. В словах, в поступках. Все шло ото льда, по­настоящему свободными и раскрепощенными мы чувствовали себя только там, за бортиком. Это прекрасно понимали и наши противники. Мы сильны только до тех пор, пока чувствуем под ногами лед, если его не будет - не будет ничего.

- Прожив в Швейцарии восемнадцать лет, в душе вы по­прежнему остались русскими людьми?

- Л.Е.: Конечно. Вы слышите, мы говорим по­русски без акцента. А что такое быть русскими? Это сохранить свой язык, прежде всего. Мы всегда помним о своей родине, и где бы мы ни жили, после нашей смерти скажут: умерли русские, рус­ски­е олимпийские чемпионы...

- А вы знаете, что в справочнике "Все о советских олимпийцах 1985 года" ваши имена даже не упомянуты?

-О.А.: Вы хотите нас этим удивить? Вот вам еще один пример. В 1988 году организаторы Олимпийских игр в Калгари пригласили нас принять участие в показательных выступлениях вместе с другими чемпионами и призерами прошлых Олимпиад. Мы подготовили программу, собрали чемоданы, но в последний момент получили факс, уведомляющий, что наш номер в этом гала­концерте отменяется. Долго гадали с Людмилой - в чем дело? Оказалось, тогдашний председатель Госкомспорта Марат Грамов выдвинул канадцам ультиматум: если Белоусова и Протопопов выйдут на лед, советская делегация церемонию закрытия попросту проигнорирует. А чуть позже, в газете "Известия" появилась еще и статья, утверждающая, что двукратные олимпийские чемпионы Людмила Белоусова и Олег Протопопов собирались устроить в Калгари "политический скандал".

- А год назад вас уже пригласили в Санкт­Петербург на турнир, посвященный 100­летию первого чемпионата мира. Изменились времена, а значит и отношение к вам...

- О.А.: Я это почувствовал в 1991­м, на чемпионате мира в Мюнхене, когда впервые в составе русской делегации не приехало КГБ, и наши тренеры и туристы стали подходить к нам и здороваться. До этого же, только завидя меня или Людмилу, они перебегали на другую сторону...

- И все же, несмотря ни на что, за все эти годы вас ни разу не посещало чувство ностальгии? Не возникало желания приехать в Санкт­Петербург?

- Л.Е.: Нет. Ходить, смотреть на дома, на улицы? Зачем?

- О.А.: Мы отрезали от себя прошлое раз и навсегда. Мы люди очень решительные... К тому же, каждый день в своем доме в Гриндевальде смотрим ОРТ, НТВ и российский канал. То есть мы в курсе всех событий вашей сегодняшней жизни. Достаточно посмотреть на это пять минут, чтобы отпала всякая охота приезжать сюда.

- Это значит, что вы уже больше никогда не приедете к нам?

- О.А. и Л.Е. (почти в один голос): Если только в качестве артистов, чтобы выступить перед земляками.

- Год назад у вас была такая возможность. На уже упоминавшемся турнире "100 лет на льду".

- О.А.: Мы, честно говоря, сначала вообще не поняли, в качестве кого нас туда приглашали. То ли участников соревнований, то ли показательных выступлений, или просто в качестве почетных гостей. Когда пошел более предметный разговор и выяснилось, что приглашение все­таки на лед, мы попросили организаторов оплатить нам тренировочные расходы. Для нас подобное выступление было бы слишком серьезным, чтобы приезжать неподготовленными. Подчеркиваю, речь шла не о гонораре, а о сумме, необходимой нам, чтобы платить за лед в Швейцарии. Но к общему соглашению мы так и не пришли.

- Видимо, ваша подготовка так дорого стоит...

- О.А.: В этом году, например, нас приглашали на традиционное шоу олимпийских чемпионов, но мы не смогли поехать туда как раз из­за финансовых проблем. Подготовка должна была обойтись нам минимум в 20 тысяч долларов. Организаторы предложили сумму минимум в два раза меньшую, приписав при этом, что все остальные участники шоу согласны. Мы же ответили, что ведем речь не о коллективном договоре, нас не интересует, сколько они платят другим.

- Л.Е.: Мы, да и не только мы, хорошо знаем себе цену. Тот же олимпийский чемпион, американец Брайан Бойтано, например, никогда не будет выступать за эти деньги на таких соревнованиях. Это не жадность, это элементарный трезвый расчет.

- Сколько вы тренируетесь сегодня?

- О.А.: По­разному. Иногда полтора часа в день, иногда три. Тренируемся на общественном катке в городском парке в Гриндевальде. Площадка под открытым небом, но с искусственным льдом. Там отводится специальное время для массового катания. Иногда, когда погода солнечная и морозная, швейцарцы уезжают в горы кататься на лыжах, и каток пустеет. В такие дни мы работаем более интенсивно. А чтобы подготовить новую программу, периодически арендуем закрытый лед. Это стоит около 200 франков в час. В целом же, льда у нас нет только с конца апреля по июль. К слову, каток в Гриндевальде - единственный в Швейцарии, который "живет" по такому насыщенному графику.

- Вопрос, который нынче очень моден в России. Скажите, Олег Алексеевич, Людмила Евгеньевна, вы - богатые люди?

- О.А.: Достаточно обеспеченные. В принципе, я могу "одеть" Людмилу в золото с ног до головы. Только зачем? Мы предпочитаем тратить деньги на здоровье, ежегодный двухмесячный отпуск на Гавайях. Так что, как видите, не бедствуем. Но если послушать, как сегодня живут новые русские, то по сравнению с ними мы - нищие.

- Ваши золотые олимпийские медали с вами?

- О.А.: Да, и не только олимпийские. Лежат в коробке из­под шоколадных конфет. Многие спрашивают: "Где награды, почему у вас нет музея? Может быть потому, что места и все, что за них причитается, никогда не были для вас главными?"

Главным было и остается то, что мы живы, здоровы и продолжаем кататься. Я, знаете ли, чувствую за собеседника неловкость, когда слышу вопрос: "А когда вы выступать закончите?". Никогда не закончим. Как птица, пока может махать крыльями - летает. Так и мы - пока можем кататься - будем на льду...

- В этом году в вашей жизни грядет сразу два юбилея: летом 65­летие Олега Алексеевича, зимой - 40­летие со дня свадьбы. Вы будете как­то отмечать эти даты?

- О.А. и Л. Е. (вместе): Нет. Мы вообще никаких праздников не отмечаем. Не видим в этом никакого смысла. Это в России застолья. Напиваются, наедаются... А у нас на следующий день тренировка...

- Новый год хотя бы, рождество...

- О.А.: Нет, нет. Для нас это обычные дни.

- В Гриндевальде у вас собственный дом?

- Л.Е.: Мы арендуем апартаменты. Покупать дом невыгодно. Сразу масса ненужных хлопот: налоги и прочее. Хотя в финансовом отношении мы могли бы приобрести дом еще несколько лет назад, когда закончили выступать в американском балете, но решили вкладывать средства в другое дело. Сейчас у нас трехкомнатная квартира, кладовка, две машины. Правда, мы ими почти не пользуемся: либо пешком ходим, либо ездим на велосипедах. Есть еще три грядки.

- Выращиваете огурцы?

-Л.Е.: Еще как! В первый год, как мы эти грядки рядом с домом раскопали, огурцов очень много было. Теперь редиску развожу, петрушку, лук, салат, кабачки цукини. Раньше с нами жила кошка Мура, которая понимала очень хорошо по­русски, и чуть хуже по­французски, два года назад она умерла.

- Что за дело, о котором вы упомянули?

- О.А.: Мы хотим оставить после себя богатейший документальный архив. В нем будет все наше творчество, чтобы тогда, когда мы умрем, люди своим глазами смогли увидеть, как мы катались. Ибо я на сто процентов уверен в том, что наше с Людмилой катание опередило время. Думаю, лет так на тридцать. Вот увидите, к нашей гармонии музыки и движений фигуристы придут только в следующем веке. Сегодня они слишком спешат, гонятся за голой техникой. Осознание этого приходит позже, с годами, но кто останется в спорте так же долго, как мы?

Помните, как говорят? Если бы молодость знала, если бы старость могла. Наша сила с Людмилой в том, что мы сейчас находимся в том состоянии, когда "и знаем, и можем". Поэтому, собственно, спустя столько лет мы и решили участвовать на своей третьей Олимпиаде.

- То есть, вы серьезно собираетесь выступать на олимпийских играх в Нагано?

- О.А.: Да, но также мы на полном серьезе понимаем, что на этом пути нас остановят.

- Почему вы так думаете?

- О.А.: Увы, но таковы правила. Для того, чтобы участвовать в Играх через год мы должны были войти в двадцатку на последнем чемпионате мира, на котором, как известно, мы не выступали. Международный союз конькобежцев не будет делать никаких исключений.

- И что вы собираетесь делать?

- О.А.: В августе мы подадим заявку в швейцарскую федерацию фигурного катания на участие в национальном чемпионате, чтобы отобраться таким образом на предолимпийский чемпионат Европы. Говорят, что еще четыре вакансии на олимпийский турнир можно будет получить на каких­то отдельных стартах. Если в Швейцарии дадут добро, то звание чемпионов этой страны нам обеспечено, потому что до сих пор, несмотря на достаточное количество одиночников, и особенно, одиночниц, мы являемся здесь ...единственной спортивной парой.

Л.Е.: Да, я знаю, если мы приедем и выйдем на лед в качестве участников, будет шок. Но разве это плохо? Я думаю, это было бы лучшей рекламой для Олимпийских игр вообще. Настоящим примером верности заветам Кубертена. Главное не победа...

- Вы уже представляете свою будущую олимпийскую программу?

- О.А.: Знаете, когда кто­то спросил нас, как долго мы делаем себе одну программу, я ответил - всю жизнь. Сейчас пока ее трудно представить, потому, что мы вынуждены будем считаться с правилами, определяющими набор обязательных элементов. Здесь, в Лозанне, ко мне подошел корреспондент и начал в том же духе: "А двойной "аксель" вы прыгнуть можете?". Как будто только в этом прыжке и заключается парное катание. Мы попытаемся найти компромисс между тем, что мы можем показать, и тем, что должны.

- Выходя на лед сегодня, вы по­прежнему испытываете волнение?

- О.А.: Конечно. Без волнения нет артиста. Но понимаете, есть мандраж, а есть волнение. Такое, которое испытываешь идя на первое свидание, в первый раз целуя девушку... У нас сохранилось это ощущение. Мы катаемся, прежде всего, друг для друга. У нас никогда не было обручальных колец, и до сих пор нет. Не было свадьбы - ее заменила простенькая регистрация в райсовете, но я Людмиле сказал: сам бог, если он есть, соединил нас друг с другом навсегда. Об этом - вечном - наши программы.

- Как протекают ваши дни в Гриндевальде?

- Л.Е.: В основном, тренируемся. А когда тренировок нет, занимаемся хозяйственными делами, тем же огородом.

Вообще­то у нас очень "опасное" место, потому что оно ...очень успокаивает. Приводит в состояние блаженства, из которого не хочется выходить. Кажется, всю жизнь сидел бы так и глядел на горы...

- Время от времени вы позволяете себе вот так поблаженствовать?

- О.А.: Конечно. Приходишь с тренировки, садишься в кресло на балконе... Но ненадолго, потому что потом "Вести" будут, за ними - кино, потом почитать что­нибудь хочется... Спим мы иногда до двенадцати, а в час, в полвторого уже вновь пора на лед. Так и летят денечки.

- Возвращаясь к Гавайям, как вы там отдыхаете? Подводной охотой, например, по­прежнему увлекаетесь?

- О.А.: Да. Мы ведь в Союзе все каникулы "под водой" проводили. Со Стасиком Жуком на этой почве были хорошими друзьями. Ездили семьями на Черное море, в Геленджик. Стас хоть человек сложный, но не вредный. Я даже могу больше сказать. Мы с мамой жили очень бедно. Я всегда голодный ходил. А у Стасика - мы с ним вместе во Дворце пионеров начинали кататься - отец на флоте мичманом служил, и Стас, помню, все время бутерброд на каток приносил, белый хлеб с маслом и сахаром, и всегда со мной делился. Не знаю почему. Я у него никогда не просил, он молча открывал чемоданчик и мне бутерброд протягивал. Может быть чувствовал, что есть хочу? Я этого никогда не забуду.

- Вы очень хорошо выглядите. Помогает диета, строгий режим?

- Л.Е.: Вам что­нибудь говорит система очищения от шлаков по Малахову? Если да, то вот вам ответ, почему мы так хорошо выглядим. Влезаем в костюмы, в которых выступали на Олимпиаде 1968 года.

- Олег Алексеевич, Людмила Евгеньевна, у вас никогда не было желания продолжить себя в учениках?

- О.А.: Видите ли, в чем дело. Мы считаем, что у каждого в жизни своя судьба, свое предназначенье. У Бетховена, Чайковского ведь никогда не было учеников...

В "Ленбалете" мы с Людмилой консультировали группу молодых, которые впитывали, как губка наши идеи, замыслы. Но мы поставили им условие: не пить и не курить. А через некоторое время начальство сказало, что мы слишком истязаем их работой.

- А в собственных детях?

- О.А.: Годичный перерыв, связанный с рождением ребенка, мог бы сказаться на результатах, изменить Людмилину фигуру. Мы были вовлечены в мир фигурного катания настолько, что даже и не думали об этом. А потом, когда решили уехать, ...понимаете, дети остались бы в Союзе в заложниках, и в итоге вынудили бы нас вернуться.

- И вы нисколько об этом не жалеете?

- О.А.: О чем жалеть в 65 лет? Нет, мы ни о чем не жалеем. Мы счастливые люди. Нас помнят на льду. Нас видят на льду.

- Вам по­прежнему приходят тысячи писем?

- Л.Е.: Как ни странно, да. И больше всего из бывшего СССР, из России. А недавно мы получили письмо из Сибири. Зовут в гости. Есть там, оказывается, два таких села - Белоусово и Протопопово. Стоят себе рядышком, и никто не знает, почему они так называются...

Реклама:
 


 Library В библиотеку