Не помню уж какого числа февраля этого года меня застал врасплох звонок из Нью-Йорка. Некто вкрадчивым голосом поинтересовался, что я думаю по поводу пересечения Берингова пролива на аквабайке, т.е. водном мотоцикле. Собственно говоря, я на тот момент ничего особенного по этому поводу не думал, а мой единственный опыт с данной тарахтелкой ограничивался досадным переворотом в полумиле от берега в Таиландской Паттае, но, по авантюристической натуре своей, я, не раздумывая, брякнул в трубку — “Хочу! Конечно, хочу!”

Говоривший был человек, конечно, непростой — главный редактор американского журнала “Boating” Дэвид Сайдман, а издание это на сегодня самое крупное в мире в данном классе — только подписчиков в кармане у Дэвида 201 343. (Упомянутого Дэвида вполне можно представить читателю и как автора российского журнала “КиЯ”, хотя он и не подозревает об этом. Дело в том, что в № 162 нашего славного издания была перепечатана из “Boating” заметка о его плавании через США “по диагонали”, совершенном в 1995 г. Называлась она — “Настоящее приключение”. Ну, это я так — к слову!)

Как выяснилось позднее, сумасшедшая мысль о прыжке из Америки в Азию на легкомысленных снарядах занозила лысую голову американского редактора еще года три назад, но подвинтить сюда денежные ноги оказалось не так просто даже для журнального монстра — в современных реалиях вопрос спонсорства и за океаном актуален, как никогда, и надо быть Копперфильдом в кубе, дабы раскрутить какого-либо толстозадого папика и получить краюху для нужного стола.

Именно три года потребовалось “Sea-Doo”, чтобы сайдмановская идея прошла все корпоративные закоулки и утверждения и материализовалась в реальные тугрики. Забегая намного вперед, оговорюсь, что именно долларовый телец в конечном итоге размыл начисто благородную суть задуманной морской экспедиции, подчинив честолюбивые спортивные задачи броским рекламным экивокам. Но тут уж нечего охать — назвался груздем, полезай…

Техническая сторона медали

В теперешнем калейдоскопе водных развлекалок у гидроциклов совершенно обособленная “экологическая ниша”. Забава эта — не для крестьянина и обозначена числиться в арсенале воротил, которые никак не обязаны отличать двигатель внутреннего сгорания от паровозной топки. Привез дорогостоящих игрушечных коней на трейлере на водоем, погонял пред восхищенными глазами прекрасного пола от пуза пару часиков и умотал восвояси к любимому компьютеру (правда, с 99-го года в целях безопасности скорость ограничили 65 милями в час, учитывая, что лучше направить деньги на уменьшение шума двигателя и сохранение окружающей среды, поскольку на каждую дополнительную милю скорости компании тратят ровно миллион долларов!) Поэтому, с учетом сомнительной квалификации хозяев, вопросы надежности для этих водных игрушенций играют далеко не последнюю роль.

Почему же все-таки выбраны были “Sea-Doo”, а не “Kawasaki”, чья модель “Ultra 150” может развивать рекордных 68 миль в час, в то время как “сидушка” под именем “ХР” вытуживает максимум 63.5 в идеальную погоду? Главное — это вполне половозрелое дитя канадской фирмы “Bombardier” (французы, конечно, но не падать же заносчивым Джонам из Нью-Йорка под японский трамвай). Основана контора Жозефом-Арманом Бомбардье в 1942 г. как мануфактура для производства механизмов, передвигающихся по снегу. Сегодня же она превратилась в спрута со 100 000 работников во всем мире, оцениваемого в 10.6 млрд. канадских долларов. Это аэрокосмическое направление (например, знаменитый самолет бизнес-класса “Learjet”), транспортное (системы метро, промышленные снегоходы), рекреационная продукция (лодки, снегоходы, гидроциклы), финансово-инвестиционная группа.

Первая “сидушка” представляла собой одноцилиндровую (с объемом 320 см3) лоханку с воздушным охлаждением и максимальной скоростью 30 миль в час. И первый водный пробег (Монреаль — Нью-Йорк; 469 миль за 4 дня) был станцован на таких лоханках в 1969 году. А в 1998 “бомбардьержцы” продали более 80000 гидроциклов! Это ровно 50% мировых продаж. Преследователи значительно позади: “Yamaha” (29%), “Kawasaki” (15%), “Polaris” и “Arctic Cat” (0.6%)…

Во-вторых, именно с надежностью у “Sea-Doo” в некотором смысле поганка: то там грохнулись, то сям заглохли черт знает как далеко от берега. Позарез нужен был шумный рекламный акт, желательно групповой, с тройным сальховым — прогнувшись. Во имя этого “сидушные” шишкари и отстегнули три наиболее дорогих коня (от 6 до 7 тысяч долларов за единицу) на три седока каждый: два “GTX RFI” и один “GTi”. На последнем красавце с зелеными разводами и гарцевал ваш покорный слуга по водам крайнего севера.

Все три — совершенно обычные серийные машины, безо всяких подгонок и конверсий, с двухцилиндровыми движками “Ротакс” (модель “RFI”, вдобавок — инжекторная), прямо те самые, что любой безработный может хапнуть в специализированной лавочке. Дополнительно в каждом были установлены лишь багажники на три 20-литровые канистры — своего бензобака в 56.5 л было бы явно недостаточно для сумасбродной акции. Единственным новшеством были ветрозащитные стекла, смонтированные на гидроциклах по типу снегоходовских. Одно “но” — раздолбай-конструктор, проживающий в солнечной вечно жаркой Флориде, видимо, никогда не клевал носом на тернистом зимнем “путике”: он сварганил их из твердого-претвердого пластика, из-за чего на особо несговорчивых волнах я получал “ласковый поцелуй” прямехонько в переносицу. С другой стороны, без стекол нам бы и совсем была хана в Берингийском преферансе.

Для сопровождения выбрали 9-метровый катамаран “Glacier Bay” с двумя 140-сильными “сузуками”.
— Почему именно “Suzuki”? — как-то спросил я у капитана катамарана, владельца компании “Glacier Bay Boats” — Лари Графа.
— Надежность как у “Хонды”, а цена процентов на 20 меньше. (Я, кстати сказать, однажды целое лето откатал в Мурманской области на 25-сильном “сузучёнке” и ничего, кроме восхитительных эмоций, не припомню.) Попутно мореход Граф покрыл последними, самыми гадкими, какие только может себе позволить просоленный морской волчара, словами всевозможные “Меркюри”, “Джонсоны”, “Эвинруды” и “Маринеры” впридачу.
— Чего ж так сурово?
— У меня на заводе больше ста наемных работников, многими я дорожу, как членами семьи, а эти зайцы бодяжат свой персонал каждые полгода. Разве так можно выпестовать хорошего специалиста? А без этого какое будет качество?

Завод Графа производит всего 300 катамаранов в год, оборачивая около 10 млн. долл. Нужно “выстоять в очереди” не менее пяти месяцев, чтобы заполучить предоплаченную лодку (средняя цена 75000$). Со следующего года несколько моделей будут уже со стационарными двигателями (разработку оплатил один немецкий клиент, уже имеющий 5 различных прогулочных плавсредств этой фирмы).

— Я люблю дальние переходы, — пояснял бородатый Лари, — вот и смастрячил небольших размеров посудину, сравнительно недорогую, но пригодную к любым морским передрягам.

Надо добавить, что, независимо от “кулика, нахваливающего собственное болото”, другой мой американский знакомец подтвердил отменные ходовые качества катамарана Графа в условиях жесточайших тропических штормов.

Особым вниманием мне хотелось бы обласкать фасонный прикид “от Sea-Doo кутюр”, ибо это может крепко помочь прочим бедолагам — нашим последователям. Каждый наездник (а нас должно было быть пять солистов с некоей очередностью в ротации) методично экипировался организаторами в плотно обтягивающие доспехи из 3-миллиметрового неопрена: “мокрый” костюм, носки, перчатки, анатомический пояс, аналогичные баретки на резиновом ходу, а также очки фирмы “Smith”. Сверху полагалось облачиться в сухие латы с мощным зипером повдоль плечей (без помощника не осилить). Заместо кепки предлагался презервативоподобный куполочек с вырезом для физиономии. В данное орудие инквизиторских пыток автор, как ни тужился, но так и не протиснулся и всю дорогу воинственно красовался в камуфляжном платке боливийского спецназа.

Мимоходом замечу: на большой и неровной волне пришлось отказаться от упомянутых выше понтовых желтых очков и хватать огурцы, лишь зажмуривая глаза от холодной соленой воды. Капли воды на очках после частых душей, особенно при вечернем солнце, мешали разглядывать небольшие льдинки, а это было чревато серьезными “бо-бо” при наших скоростях…

Скажу напрямик — в высоких широтах на гидроцикле мокрый костюм абсолютно непригоден. В течение дня температура воздуха скакала от плюс 27 до нуля, и неподвижные, но пропотевшие части тела (ступни, поясница — от анатомического пояса я сдуру отказался) мерзли отчаянно. Вдобавок, этот мокрый изверг за 16 часов так перетянул запястья, что я еще пару дней по возвращении усиленно объяснял встречным ротозеям, что не змеелов — так красноречиво смотрелись кисти рук.

Действующие лица и исполнители

Наконец, настала пора перечислить всю массовку в Беринговоморском водевиле.

Дэвид Сайдман — 54 года, нью-йоркец до последней волосины. После часа езды на гидроцикле принялся жаловаться на боли в спине и больше на коня не претендовал. Явно — потомственный интеллигент.

Лари Граф — 41 год, влюбленный в море бородач. Пижон — на гидроциклы смотрел с насмешкой и все свободное время марафетил свой катамаран, как и положено подлинному мариману.

Джим Торнстон — 46 лет, корреспондент “National Geographic”, из Пенсильвании. Годный для общежития субъект (оригинал — на ночь зачем-то покрывал лицо полотенцем, вреда это никому не приносило, но смотрелось забавно). “Золотой ты наш”, — тотчас прозвали его лихие на прибаутки канадские киношники, когда узнали, что ему платят деньгу пословно и застрахован он по самое-самое. На гидроцикле отфигурял 3 часа.

Тим Маккерчер — 30 лет, профессиональный испытатель, сейчас отвечает на “Sea-Doo” за взаимоотношения с прессой. На таких обычно пашут, когда колхозный тракторист в запое. В седле провел все 16 часов трассы. Мужик.

Тед Ренкин — 46 лет, ведущий нескольких спортивных шоу из Канады. В одном месте у него точно сидит шило. На гидроцикле оттянул 3 часа. Рот ему надо подвязывать, иначе плотно садится на ухо.

Стив Вейр — 46 лет, сценарист, мама экспедиции: без его бутербродов и поздневечерних ужинов (как правило, не ранее 2 ночи) мы бы точно румынки откинули на следующий день по прибытии на Аляску.

Войтек Козловски — 35 лет, оператор. Шизик от кино. Наверное, втихаря живет с камерой, чтобы другим не повадно было. Кое-как мямлит по-русски.

Брет Ван Вреден — 25 лет, чемпион США 1997 года по гонкам на гидроциклах. Сейчас — механик сборной Бразилии. Техник-виртуоз. В пролив не ходил (надо учиться, а к русским попрешься, те точно выдумают очередную каверзу).

Андрей Великанов — 42 года, перед вами выступает в роли автора. На гидроцикле в проливе оттягивался 12 часов. В прошлом — немалый спец по снегоходным заморочкам, но, как проявилось ныне, далеко не последний валет и в “сидушной” тусовке. Законный представитель журнала “Катера и яхты”, флаг которого гордо реял в Беринговом проливе, пока бесследно не исчез в районе острова Ратманова — в районе российской погранзаставы.

Прочие лица будут периодически появляться в мизансценах, не влияя существенно на кардиограмму событий.

Массовка — золотоискатели, официозы, эскимосы стольких племен, что я в драбадан запутался, где кто, русские погранцы, моржи, тюлени, киты, утка-глупыш и т.д. и т.п.

Основное место действия пьесы — Аляска и прилегающие воды, самый большой штат США (приблизительно одна пятая территории). То, что здешние реалии не совсем обычны для Америки, я разглядел уже в салоне 737-го “Боинга”, летевшего из Анкориджа в Ном: косоглазый и всякий прочий пассажир принялся шустро заказывать у стюрок разнообразный алкоголь (наши люди!)

Но, врать не стану, впервые в жизни находясь в добротном замесе американо-канадской экспедиции, я здорово разочаровался в их организаторских способностях: им бы такого маленького диктатора на танкетке — все бы было тип-топ! А то забодяжут демократию, понимаешь ли, когда давно следует розгой погладить по глянцевой попке.

Сценарий

По первоначальному продюсерскому плану мне отводилась роль “языка” батьки Нестора Махно: связаться с Чукоткой, получить визы, рассеять туман российского берега, оговорить вопросы гуманитарной помощи жителям чукотского Уэлена.

— Про гуманитарку лучше забыть изначально, — это был первый из полезных советов, полученных мною в Московском клубе “Приключения” у Д.Шпаро, — таможня расквасит экспедицию, как бог черепаху. На Чукотке ничего не делится даже на два!

У Николая Литау узнал немногие, но важные подробности по погоде и кое-какие политданные — в какое окно стучать, а в какое и вламываться не стоит. Так же сильно подмогли наколками чукотский путешественник Афанасий Маковнев и бизнесмен из Бухты Провидения Виктор Рекун, без помощи которого вряд ли что-нибудь срослось за нашим карточным столом. Протягивал руку дружбы и Петр Климов из Анадыря, но до пожатия дело так и не склеилось. Но все одно — полным пакетом информации не владел никто, однако не зря мудрецы говорили — с миру по нитке, трезвому — бутылка!

В общем спасибо всем (и редакции “КиЯ” в том числе) за веру и бескорыстную поддержку.

Я часто мельтешу с заморскими туристическими группами на Камчатке, поэтому прекрасно знаком с нашим бюрократическим ритуалом въезда-выезда (и нечего удивляться всяким российским дурилкам: в Зимбабве, например, за выезд из страны шоколадные таможенники сдирают целых 15 долларей), но чтобы вопрос получения простейшего приглашения на “священную Чукотскую землю” отнял бы столько сил, эмоций и материальных ресурсов, нельзя было предвидеть и в ночных кошмариках. Посудите сами: за три месяца сизифовых мук я родил 163 страницы факсов, 70 посланий по электронной почте и подарил ровненько 700 “бакинских” довольным телефонным компаниям.

Оказывается, что на проникновение в вожделенные пенаты даже гражданина России (!) требуется разрешение самого “начальника Чукотки” — господина Назарова — или кого-то из его ближайшего окружения. В департаменте национальностей Чукотской губернии мое детское удивление враз урезонила ответственный работник Л.Г. Будникова: “А чего это вы суетитесь, родненький, у нас минимальный срок рассмотрения таких вопросов — 60 дней”.

Знаменательное распоряжение от 22.06.99 за номером 150-рз по интересующему меня поводу, принятое в конце концов Администрацией Чукотского Автономного Округа, было озаглавлено: “О въезде граждан США, Канады и гражданина России на территорию Чукотки”. (Хотя, может, эти проволочки и самой историей были предначертаны: чукчи завсегда отказывались платить ясак государям российским, пока их доводы в тридцатые годы 18 века не опроверг славный хохол Дмитро Павлюцкий.) Только это еще никак не было разрешением.

В конце концов у меня распалился чисто охотницкий азарт и, когда за один день до вылета на Аляску визы все-таки были получены (естественно, хоть кому-то, в данном варианте — корреспонденту “National Geographic”— во въезде было намертво отказано), кое-какую бумазею я все же добыл. Разумеется, окольным путем. Не хочу у читателя отнимать время на описание виртуозной техники решения данного вопроса, обмолвлюсь лишь официальным заявлением, что действия Чукотской администрации противоречат российскому законодательству. Но, как говаривал Сент-Экзюпери, если звезды мерцают, значит это кому-нибудь нужно! — мне уже вовсе не требовалось преодолевать коварный пролив. Автор мог смело раскуривать фимиам славы Василия Хромченко с корабля “Головин”, в 1821 году заприметившего эскимосов с проваленными носиками от хронического сифона в местах, где европейцев и в помине не было (и тем самым разрушившего миф об инвазии эпидемий со стороны бледнолицых завоевателей).

Самый большой фурункул на теле экспедиции зрел в Анадыре — ответственные за подобные мероприятия лица просто не в силах были понять, что задуманный переход сопряжен с большой степенью риска, что наши галсы могут лечь и там, и сям — в зависимости от погоды и ледовой обстановки, что при дурной фишке мы и вовсе не объявимся в точно установленном их указом месте. Но деньгов получить им хотелось, причем немалых: за один день оказанных “услуг” на маршруте о. Ратманова — мыс Дежнева — Уэлен с нас предполагалось слупить 30000$. В результате упорных торгов я скостил до двадцатки, но дальше противник стоял насмерть.

— Реально: червонец затрат, — подсказал один провиденский зубр, который не раз организовывал туристские экспедиции в описываемых широтах. Но в уши бога слова его не проникли. В последнюю секунду мы умудрились-таки разыграть “тернопольский вариант на семерной” и остаться при своих.

План выглядел так: группа должна была воссоединиться в Номе, на обмусоленном выше катамаране подняться до городка Теллер, известного разве что приземлением здесь в 1926 году Амундсена на дирижабле “Норвегия”, там в последний раз помять бока в помещении гостиничного типа (выше по берегу ночлег возможен лишь по договоренности с местными бонзами). Затем, по погоде, уже на водных мотоциклах мы должны были покрыть первое 60-мильное плечо до поселка Уэлс, что на самой пипочке мыса принца Уэльского. Тут предполагалось замутить совет в Филях перед основным 51-мильным броском мимо островов Крузенштерна (США) и Ратманова (РФ) на Чукотку.

Кстати, с топонимикой есть некоторые заковыки. На всех американских картах данные каменюги обозваны Диомидами — Большим и Малым, ибо так их нарек Беринг, посетивший острова 16 августа 1728 г. — в день святого Диомида. Российские же картографы предпочитают написание, данное английским исследователем Фредериком Бичи (он, кстати сказать, первым запустил в мир кликуху “эскимос”) в 1826 г., видимо, по более благозвучной для русского духа манерности. Хотя на мой лад — Адам Иоганн фон Крузенштерн все одно не Иванов, хоть и числится российским памятником напротив кафе “Лукоморье” в Петербурге.

События

Под самый вечер 28 июня мои сандалии зашаркали по пыльной мостовой Нома — это микростолица северо-запада Аляски. Сейчас в городе проживает около 4000 человек (чуть более половины — аборигены), а на изломе столетия, в вихре золотой лихорадки, когда три счастливых шведа наткнулись на золотишко в ручейке неподалеку, тут роилось 12000 одних искателей удачи. Моют золото и сейчас — прямо в черте города, на пляже. Кто — лопатой и со ржавым лотком, стоя в стоптанных дедами штиблетах, а кто пожирнее — с использованием плавучей драги и гидрокостюма. В хороший день можно хапнуть 2-3 унции (600-900$), но когда он — этот день — будет? Тут же на песочке нехитрый скарб, костерки, палатки трудяг.

Проводил нас туда сам мэр города — Джон Хэндэланд, крепко скроенный добродушный бородач. Он гордо нес живот прямехонько по центру проезжей части главной улицы Нома, в то время как проезжающие авто почтительно расступались и всякий водитель делал ручкой. Салют Хозяину! Кстати сказать, мэр он по совместительству и откусывает всего 75$ в неделю от большого белого вождя из Вашингтона, т.е. для него это вроде как хобби.

В этих краях автомобиль — вид транспорта далеко не главный. Даже молодые пацаны лихо фигуряют на четырехколесных мотоциклах, ну а зимою здесь король-королевич — снегоход. Хотя сегодня Ном более всего известен в мире благодаря Идатроду (1200-мильная гонка на собачьих упряжках, стартующая от Анкориджа в первую субботу марта), знаменитых лобастых хаски почти не видно. Содержать упряжку — дело дорогое (говорят, надо не менее 50000$ в год), вот и повытесняло бессердечное железо героев интриг Джека Лондона в цивилизованные питомники и квартиры. А вот двуногих типажей на променаде мельтешило немало и, думаю, при неправильной расфасовке вопроса можно споро схлопотать по лицу, как и у нас в любом районном центре (за недостатком времени эксперимент в натуре поставить не удалось). Увидеть с утра пьяного эскимоса — дело верное, так что, если зажмурить глаза, чтобы не видеть иноземных вывесок, то можно точь-в-точь распознать родной Среднеколымск, где в аэропорту со стены грозно глядит на вас Юрий Гагарин с беркутиным якутским лицом.

Есть тут и небольшая русская колония — 10 человек, все из Бухты Провидения, побратима Нома. Есть даже бывший партработник с Чукотки, правда, теперь он руководит автомобилем-такси, но все равно — очень важный товарищ.

Спозаранку 29 июня основная группа лихо втиснулась в с иголочки белоснежный “Glacier Bay” (вскоре мы ему обшивочку здорово попортим обо льдиночки!) и взяла курс на Теллер — городок всего в 72 милях севернее Нома. Но это если мерить по пыльняку, а по морю — это целых 5 часов на ветру. Берингово море посапывало штилевыми дремотами и, несмотря на 25-градусную жару, то тут, то там мимоходом из Арктики подмигивали блестками причудливые льдины, причем некоторые из них можно было смело приравнять к айсбергу, сгубившему “Титаник”.

Слева по борту нарисовался необитаемый остров Следж, прославившийся авиакатастрофами. Дело в том, что он находится прямехонько на траверзе Нома, и в тумане то один, то другой самолетик, следующий в аэропорт Нома, вдруг да и боднет отвесные насупленные скалы этого безмолвного чудовища. Расплывчатая глыба Королевского острова (о. Кинг) тоже присутствовала в картине Репина, но значительно левее, вдали от проложенного Лари Графом курса, да и славных историй за этим прыщом суши в моей дорожной сумке не значилось.

Уже совсем под вечер (хотя в это время года солнце здесь не скрывается ни на миг) мы зачалились в Теллере. Поглазеть на невиданное судно — легкомысленный катамаран, высыпало практически все взрослое население, ну а дети, видимо, обозначились все до единого. Многие малолетки от избытка эмоций так и пробултыхались в 10-градусной воде без малого два часа — даже глазам было холодно глядеть на данную забаву, а юным эскимосам — хоть бы хны! Заметим, что слово “эскимос” обозначает человека, потребляющего сырое мясо, в то время как “чукча” — оленевод. Оленей интродуцировали на Аляску из Сибири в начале 90-х годов прошлого столетия, но обучали эскимосов пастушьему делу лапландцы из Чухны. Вначале, правда, в учителя позвали соседей — чукчей, но те оказались “чересчур темпераментны, непослушны и не склонны ни к какому порядку” — именно так говорилось об эксперименте в отчете автора проекта Шелдона Джексона.

Настырный, точно не вовремя вызревший писяк, корреспондент “Н.Г.” Джим в секунд облепил вопросами первого попавшегося под руку аборигена, но тот — не простак-огурчик, мгновенно подсуропил белолицему козырную историю с географией и политикой: “Отец мой с Малого Диомида будет, как-то поехал к родственникам на Большой (т.е. за рубеж — на Ратманова), так его на месяц Советы загнали работать в шахты. А какой из эскимоса шахтер?” Выяснилось, правда, что это было во время последней войны, но местный народец крепко запомнил зубы заморской власти и в перемены в России не верит абсолютно, объясняя все происходящее хитромудрой уловкой казаков-коммунистов.

Да, крепкого трепа, видимо, задал северным народам Семен Дежнев сотоварищи!

Памятуя истории из учебников про плавания Кука и любовь народов к неохраняемым в гавани судам, мы оттащили катамаран метров на 50 от берега, соорудив нечто вроде блока.

В поселке с населением в 270 человек всем владеет европеоид Рик Блоджест — и магазином, и дизельной, и единственной гостиницей. За кредитку или чек можно и в рог получить. Только “нал”! Сам наблюдал, как местный люд просаживает в мгновенную лотерейку сотки и пятидесятки. Где хлопцы их берут, докопаться мне не удалось, знаю лишь, что от государства любой коренной житель Теллера получает примерно 1500$ в год. Один диалог, характерный для здешнего севера, привести бы надо: “Где работаешь?” — спрашиваю я у бесцельно вертящегося на велосипеде в пределах детской спортплощадки эскимоса. “Мне уже сорок, я много работал раньше, — охотно ответил Дэниел, — пришла пора осмотреться, подумать…”

В общем, вопрос делания денег, впрочем, как и технология покупки спиртного (продажа алкоголя в поселке запрещена, а пьяных — полно), осталась для меня тайной за многими печатями.

Расписание жизни поселка довольно забавное: “деревенское время” — как выразился Дэниел. Летом до 2-3 ночи народ шарашится по улицам, зато поутру поселок словно вымер. Занятия в школе начинаются в 9.45, так как ранее ни учителей, ни учеников не добудиться. Полиции нет и в помине — если эскимос что и возьмет, то взаймы, хотя пацанята на “вражеской” лодке стекла повыбивать могут запросто. Для эскимоса все в жизни — временное. С такой меркой он подходит и к решению вопросов собственности — я беру твое, а ты, если пожелаешь, бери мое. Бытие вертится вокруг рыбалки да охоты, хотя местных правил той же рыбной ловли пересказать мне не смог никто, принимая автора за докучливого идиота с материка. Отношение к природе — соответствующее, нашенское. Это я разнюхал, когда бедные канадские киношники пытались словить пару кадров животного мира Аляски (для икэбаны водно-моторного шоу). Но и самый захудалый лосишка или олень, заслышав песню наших “сузук”, не теряя ни секунды, прижав уши, драпал прочь.

“Бесполезно теряем время, — прокомментировал я (член Петроградского общества охотников с 20-летним стажем), когда увидел стаю полярных гусей, сорвавшихся с гнезд задолго до расстояния верного выстрела из дробовика, — зверь тут прочно выучен цивилизацией!”

Правда, выход был найден неожиданно и довольно необычный: в процессе съемок вдруг выяснилось, что на непривычные для здешних пейзажей “Sea-Doo” даже лоси реагируют мало — не знакомы еще. Мы принайтовили специальную кинокамеру к шлему ведущего ботинг-шоу Теда Ренкина. Он и отснял необходимые оператору Войтеку развлекухи.

Так же, как на Российских северах — русский, тутошний аглицкий напрочь стер эскимосские наречия. Лишь старики могут сложить песню или стих на родном языке. Цены для приезжих такие, что впору сесть на диету по системе Порфирия Иванова и перестать думать о суетном.

Водные мотоциклы подвезли нам на трейлере, и мы тотчас спустили их в загадочно-непредсказуемое Берингово море. Погода давала стопроцентное добро, так что наша целеустремленная семейка сразу поутру запаковалась в наряды “варяжского гостя”. Я, естественно, выполнил священную заповедь “полярника” — перед погружением в неопрен не есть, не пить, зато троекратно облегчиться.

В первой тройке запевал значились Тим, Дэвид и автор с гордым флагом родного журнала, принайтованным к багажнику.

“Какой русский не любит быстрой езды!” Вспомнил я об очень правильном восклицании классика лишь в тот момент, когда почему-то обернулся в надежде перекинуться словечком с собутыльниками, но… Даже на горизонтах не то, что гидроциклов, но и лодки сопровождения не наблюдалось! Благо каждый аппарат был напичкан электроникой, так что мгновенно из рации вылезла приличных размеров нахлобучка: мне доходчиво разъяснили, что нахожусь я на спонсированном мероприятии, а не на гонках Париж — Дакар, и следовать ОБЯЗАН в фокусной близости от съемочной группы…

Ждал я этих американских колоссов не менее получаса, после чего обнаружил, что главнейший редактор Дэйв уже более не конкурент: у него что-то стрельнуло, где-то кольнуло и — нет гордеца — уже весело попивает бадвайзер на уютном катамаране.

Я уже обращал внимание читателя на определенное сходство гидроцикла со снегоходом — в формах, управлении, выполнении технических приемов, необходимости предвидения обстановки. При том ветре и волне, что мы имели со старта, никак нельзя было идти медленнее 60 км/ч, и уж совсем негоже было сидеть на аппарате, ну разве что подложив под себя ногу, равно как на снегоходе. Всех этих уловок Дэйв, видимо, не просекал и, конечно же, в момент схлопотал несколько сильных ударов под зад и пару ушатов холодной воды в лицо — тут любой папу с мамой вспомнит!

Попутно мне сообщили, что “есть мнение” не идти на Уэлс и там ночевать, а рубануться напрямки на Малый Диомид и, если позволит ледовая обстановка, зайти на Фэйервэй-рок — самый маленький островок в Беринговом проливе (можно сказать — не остров, а просто здоровенная скала). Точно так же, как и в политбюро ЦК КПСС, где всегда господствовал коллективный разум, автора этой затеи мне впоследствии найти так и не удалось — ведь при таком раскладе сложность приключения увеличивалась как минимум раза в три! А мне еще памятны были слова, услышанные вечером в гостинице от местного многоопытного морехода Вила: “чем меньше времени проведете в проливе, тем больше шансов остаться живыми. Льдины и ветер — вот главная опасность! Ваши жалкие тарахтелки вкупе с вашей пластмассовой лодочкой будут сломаны, как спички, и никто, кроме бога, не поможет”.

Не успели мы провести рокировку, как произошел досадный казус: заменивший Сайдмана “Н.Г.”-Джим тотчас потерял багажник с канистрами бензина, что отнюдь не было хорошим признаком в этих широтах — на любой стороне Берингова моря 60 литров бензина — весьма резонный аргумент в диалоге с местными баронами. Так мы бездельничали лишних 30-40 минут, пока “Glacier Bay” утюжил замысловатыми галсами окрестности в поисках ярко-красных пластмассовых емкостей.

Берег по правой руке навевал уныние своей тундровой лысостью с проседями нерастаявшего июльского снега. Волна гуляла небольшая, хотя ветер флиртовал уже надменно — сидеть на гидроцикле удавалось редко, точно знатному кавалеристу-буденновцу во время атаки на белогвардейские редуты. В неопрене было жарко, пот лил не слабее, чем в хорошо налаженной сауне.

Уже через три часа после выхода наша кавалькада взяла курс на самый маленький “камень” в проливе — Фэйервей-рок, где летом эскимосы ураганят по птичьим базарам, собирая яйца (чайка, так же, как курица, быстренько несет новое яйцо заместо украденного). Но уже милях в трех от берега мы вперились в такие пакеты льда, что пришлось резко повернуть на норд-ост в поисках бреши. Стало заметно холоднее. Думаю, что с 25° ртутный столбик упал до 6-8°, и тотчас нежелательная свежесть облизала ступни и поясницу. Вот когда вспомнишь о бабушкиных шерстяных носках да плотно вязаном водолазном свитере!

Конечно, погода потворствовала экспедиции — с ужасом думаю о нахождении среди тех же айсбергов, но при сильном ветре. (Эти сантименты получили логическое подтверждение двумя днями позже, когда мы вновь пытались выйти из Теллера в море для съемок: рваная двухметровая волнишка и ветер не дали нам фарту и на 2 мили за целый час борьбы, а ведь и в тот день до шторма было далеко!)

Кое-как приключенцы принялись резать ледовые кроссворды, с гидроцикла они вообще смотрелись сплошной стеной, но капитан Граф видел проходы на милю-две вперед (почти как Ленин в лучшие годы). Рассказ волчары Вила из Теллера вертелся в ушах, и чувство уверенности в завтрашнем дне и успехе “сидушного посольства” за океан куда-то делось…

Неожиданные декорации, с одной стороны, поубавили пыл и скорость процессии, но с другой — распалили азарт канадских киношников: и тут им остановись, и там, туда заедь, здесь улыбнись! Голливуд, а не экспедиция. Короче, допозировались и запируэтились до того, что, сталкивая один из гидроциклов со льдины (куда наездники, аки ковбои, заскочили пред оком 60000-долларовой камеры), вывели из строя рулевое управление. Все, естественно, сложили проклятия на Великанова, ибо это был гидроцикл русского, а всем известно, что случись чего — всегда виноваты китайцы или русаки. Но я упрямо отнекивался, многозначительно поднимая кверху указательный палец и направляя покрасневший глаз в сторону Чукотки. Ведь техники езды по льду на водном мотоцикле еще никто не придумал!

Попытки провести ремонтные работы в полевых условиях результата не дали — горести главного сидушника Тима не было края. Он и пинал “GTX RFI”, и плевался, и бранился, в общем — производил намаз мужика, заставшего супругу в объятиях потного любовника. Но делать нечего — причепили хромого скакуна на кнехт и поволокли на Малый Диомид (он же Крузенштерн). Скорость, конечно, потеряли здорово, впрочем, как и увеличили расход горючего двигателями катамарана. Шел восьмой час берингийских потешек.

Видимость все время была исключительная — все три острова, Аляска и Чукотка натирали глазенапы постоянно, даже странным казалось, что столько прежних искателей за прухой терялись в тумане в совершенной близости от Америки. Буквально за милю до Малого Диомида лед внезапно исчез, мы обогнули остров слева и на самой западной пипке скалы разглядели домишки на сваях. Более постылого проживания трудно себе вообразить — ни единого кустика, ни капли натуральной воды. Поселок из 150 эскимосов добывает питье из льда и снега, летом запасы воды хранятся в гигантской цистерне. Бок о бок, дом в дом, все жизненное пространство ограничивается хорошо если 500 м2, а может, и того менее. Вроде Америка, но полосатого флажка нигде не просматривалось. Это несколько шокировало: америкосы втыкают полосатика где надо и не надо, но чтобы на целом острове не значилось признаков янки — это уже из ряда вон.

Исторически доказано, что островитяне дружелюбием не отличались никогда. Они осыпали залетные шхуны градом стрел, наводя страх на прочие окрестные племена (об этом, например, свидетельствуют дневниковые записи судна “Габриэль” Михаила Гвоздева и Ивана Федорова, которые в августе 1732 г. попытались тут навести порядок, но даже пристать не смогли). Поговаривали даже, что диомидцы — каннибалы и долбили незнакомцев, дабы те не зарились на тюленя и моржа, основной источник жизни в проливе. Так случилось и на этот раз. На наш простодушный вопрос — можно ли зашхерить где-нибудь подраненный гидроцикл, председатель общины острова Патрик Омиок отвечал так: “Однако можно, но безопасность машины не гарантирую, детей много, за час-другой разберут”.

Хотя недели две загодя сценарист канадцев договаривался с местным царьком об интервью, ни поговорить с ним, ни совершить этнографическую прогулку нам не позволили, запросив по 100 баксов с носа плюс еще неопределенную сумму за проход в магазин, видимый метрах в 70 от берега.

В крохотной бухточке, куда не смог бы втиснуться маленький “Glacier Bay”, бурлила активность. Моторки с эскимосами причаливали и отчаливали, дети и тетки скакали по камням, гомоня с охотниками. Шла летняя миграция морзверя, и винторезы в лодках, и окровавленные по локоть руки диомидцев не оставляли сомнения в конечности живой материи на организменном уровне. Да и прямо на берегу валялись тюленьи шкуры мездрой кверху. Это неудивительно. Ведь основу пищевого рациона островитян составляет тюлень — для пропитания и жизненной деятельности нормальной семье на неделю надо забить не менее 6-8 ластоногих (в добрые времена у особи мужского пола числилось не менее 6 жен, хотя и сегодня полигамия оченно приветствуется).

Интересен один из местных гастрономических рецептов: снимают шкуру тюленя через рот, оставляя жир, а получившийся мешок набивают нещипанными утками. Квасится данная запеканка ровно год, и вуаля — жрать подано! Праздничный деликатес — голова моржа — готовится так. Ее по свойски закидывают на крышу дома и глотают слюну, пока ус не даст слабину и его можно будет свободно удалить, а уж тогда голову — в центр пиршества.

Оба острова меня усладили птичьими базарами, а Ратманова подарил свидание с китами и моржами, которые никак не хотели покидать уютный камень и дали мне возможность снять свои “пенки” и утереть рыльце всяким там “Национальным географиям”, заполучив эксклюзивную фотку “Sea-Doo” в трех метрах от надменного моржового… клыка.

Лирика-лирикой, а на Малом Диомиде мы оставили еще два часа времени, договариваясь, вытаскивая и чаля раздолбанный гидроцикл. И когда экпедиция пересекла госграницу, а также границу нового дня, въехала в соседнее полушарие и приблизилась к Азии (о. Ратманова, где виднелись постройки российской погранзаставы), было уже 5 часов вечера. Горизонт блестел чистотой — ни льдинки — и хорошо просматриваемым лбом мыса Дежнева. Ходу — 40 минут. В составе группы вдруг начались разброд и шатания. Киношники нагло требовали русских в кадр, а на Чукотке ближайшим поселением обозначался поселок Уэлен, разрешения на заход в который у нас не было. Кому-то после пива все было до фени и лишь маленькая фракция (я в том числе) — требовала продолжения банкета. К сожалению, маршала Жукова в списках команды катамарана не значилось, а простодушный Дэвид Сайдман наивно хотел отвезти подарки русским погранцам на заставу. “Не застрелют же!” — театрально разбрасывал он руки и тыкал себя в грудь: вот он — весь здесь, скромный нью-йоркский редактор.

“Еще как застрелят, и маму родную вспомнить не успеешь”, — зло огрызнулся я, но уже только по-русски. Дозволения заходить на о. Ратманова у нас, естественно, также не было.

16-й канал на заставе не отвечал. Четверть часа я, точно попка в клетке, долбил погранцов вопросами типа — “первый ответь второму, что с поездом?” Американцы почтительно переминались и заискивающе посматривали в сторону заставы, но эфир сыпал лишь песком, а однокорытники мои тревожно отмалчивались (как потом выяснилось, ни рация, ни локатор на заставе не работали, можно было пройти милях в десяти от острова, и никто нас не заметил бы). Опыт уже имеется: есть данные, что бесстрашные японцы безо всяких приглашений бродят в российских водах и высаживаются, где ни попадя. В конце июня, например, однажды поутру сонные пограничники обнаружили в Бухте Провидения корабль под британским флагом — фиг знает как попавшийв суверенные воды.

На изломе ротмановского обрыва, где располагались казарменного вида постройки, отчетливо виднелась стайка военного народу — персон десять, не более. Психология янки прочитывалась с легкостью: ага, сверлят нас глазами, но молчат, значит, что-то задумали. А, как известно, все боятся того песика, который молчит. Тем паче, что в американском мозгу армия россиян априори присутствовала всюду, точно незыблемая египетская пирамида. Это у себя на родине они могли беззаботно потешаться над хромоногим и одноглазым, с хроническим расстройством желудка “русским медведем”. Но когда все происходило на длине ружейного выстрела, бравого запала североамериканцев и след простыл. Даже родной баптистский пастор вряд ли смог бы убедить моих струхнувших экспедиционников в том, что у армейского “мишки” вдобавок еще инсульт с двусторонним воспалением легких и обширным инфарктом в довесок.

Но, семь бед — один ответ: единством в группе и не пахло. Дебаты о хитромудрости наследников Карацупы явно зашли в тупик. Тело мое, насильно втиснутое десять часов назад в неопрен, начинало подавать явственные знаки протеста. В основном под их влиянием я и рванул к своим, прихватив все нужные и ненужные папиры. За мною увязались Тим и Джим, взгромоздившись на один гидроцикл, будь они неладны.

Какого-либо явно различимого причала на острове не значилось, а волна была хотя и небольшой, но вполне достаточной, чтобы раскокать еще один аппарат о секиры неровно зазубренных скал. Сверху последовала отмашка проплыть левее, и действительно — там обозначилась бухточка, где худо-бедно можно было попытаться сойти с гидроцикла. Но все равно, без помощи подоспевших камуфляжных молодцов я вряд ли справился бы один с тяжелым “Sea-Doo”.

Пограничники, наверное, с меньшим удивлением встретили бы очередную посадку марсианина, нежели залет с американской стороны пестрого водного мотоцикла со странно одетым русским человеком на борту.

Группа, скатившаяся по косогору на свиданку, являла собою нечто среднее между бойцами известного в 20-е годы на Тамбовщине атамана Антонова и гвардейцами Радована Караджича, только вернувшимися из долгих скитаний по боснийским горам. Человек на пятнадцать этой ватаги виднелся один десантный “калаш” на плечах бородатого, но худого “повстанца” с погонами старлея. Оружием была и ракетница в руках молодого, приятной наружности человека в стоптанных кроссовках, как потом выяснилось — начальника российского форпоста.

Врать не стану, уже сама идиотская идея посещения этого острова вызывала тревожные позывы внизу живота, а уж воплощение ее в реальность ничего хорошего не сулило тем более.

“Этого задержать до выяснения, всех прочих высадившихся — арестовать!” — последовала заученная тирада командира в кроссовках.

“Влип очкарик…” — стучали в висках молоточки крошки Цахеса, пока меня конвоировали в “нумера”.

Подъем на гору шел непросто, тропинка была натопана сапожищами, но не менее чем на 100-метровом траверзе виднелись многие преграды из сотен ржавых бочек и нагло-спорый (думаю, что по колено) ручей, и все это следовало преодолевать вприпрыжку, точно на тренировочном полигоне при сдаче курса молодого бойца. Но я не просто карабкался наверх — я всеми возможными увертками отчаянно пытался просигналить тем уродам, что втихаря увязались со мною на запретный остров и преспокойненько барражировали на втором мотоцикле вдоль берега, чтобы они ни в коем случае не поддавались на ласковые заманивающие пассы и улыбки солдат. Я и поднимал руки кверху, и показывал кулаки, в общем — производил культовый обряд обычного дурика, достаточно понятный для любого гуманоида, кто за свою жизнь читал хоть что-то, кроме “Приключений Буратино”.

Застава привела мои чувства в полный ноль — срочно захотелось стать гражданином какой-либо маленькой банановой республики и не думать о молоткастом и серпастом, что ехидно приютился в кармане.

Бедные, забытые родиной ребята! Думаю и на колымской зоне условия будут получше. Книги Вовы Ульянова и материалы съездов партии на обветшалых полках, расшатанные стулья, грязная постель, чай из обгрызанной кружки — вот он Тарковский безо всяких подмалевок!

Мы неторопливо беседовали с ратмановскими мужиками за жизнь (как никак, а все-таки свой помидор вкуснее), когда внезапно впорхнул все тот же командир и развеселил: “Поступила команда — оружие не применять!”

Веселенькое дельце вырисовывалось. Оказывается, могли бы заколбасить славного представителя “Катеров и яхт”!

Все документы были проверены. Как обычно, вызвала подозрение моя прописка в Петроградском районе СПб — нету такого на карте! Однако обошлось.

В знак примирения главный островной пограничник подарил пришельцам зеленую фуражку с царской короной и распятой птицей, очень напоминающей цыпленка табака в белом вине.

Командир, командир, хороший ты парень! Как, впрочем, и все остальные пограничники с острова Ратманова. Что за государство представляешь ты, нужен ли ты ему, какие тропинки привели тебя на эту скалу и какие дороги выведут из сумрака невзгод? Мы все — молекулы в бульоне обстоятельств, но твой напиток горче слез. Береги себя, командир, ты — настоящий мужик!

Мои фантики, Тим и Джим, давно высадившиеся и уже успевшие покорешиться с погранцами, ждали меня на берегу. Они облобызались с россиянами, оставив в память о себе бутылку вонючего вискаря, 12 банок пива и пару свежих номеров “Плейбоя”. (Изверги. Конечно, я не ведал о журналах, а то бы точно изорвал их в клочья.)

Обратно на лодке мы нарисовались где-то в половине восьмого — народ к тому моменту приуныл, и решение было принято без нашего мандата — шуруем обратно, напрямки в Теллер! И так достигли многого — в ближайшие 100 лет никакой псих не попрет в эти широты на водных мотоциклах!

Мои и Тима жалкие призывы рвануть на Чукотку — всего-то 40 минут делов — наткнулись на забор доводов. В общем, хилый западный народ устал и, получив достаточно горячительных пилюль (другое полушарие, иной континент, следующий день, русские погранцы), споро засобирал чемоданы. “На скалу Чукотскую нам пялиться нечего!” — таков был окончательный вердикт.

Единственное, что мы спроворили с Тимом, так это объехали остров Ратманова, высадились на противоположном его берегу, побродили по разрушенной эскимосской деревне (все местные жители были вывезены властями давно в Уэлен). Пофоткались на фоне непуганых моржей и птичьих базаров.

Прощай, Россия! Неведомо будущее твое, но лик и образ твой пригож и целителен — людьми, чувствами, воспоминаниями…

Поддав газу, мы вновь очутились в светлом вчера. Флюгер настроения эскимосов на Малом Диомиде все еще глядел на “пасмурно”, и в девять часов вечера экспедиция пустилась в обратный путь. Правда, по просьбе дирижеров шоу “Glacier Bay” вновь пересек все эти долбаные мифические границы — нужно было запечатлеть глыбу Ратманова с юга. Тем временем, экономя бензин и силы, мы с Тимом прятались от ветра за отростками скал меньшого брата Диомида.

Позируют Дэвид и двухтонный самец моржа. Остров Ратманова.

Погоды вновь повернули на холод, и я был несказанно рад быстрой езде на гидроцикле, ибо иначе дал бы верного дуба. Правда, милях в пяти от Диомидов расплескалась приличная волна, так что даже полный газ не спасал от противно-холодных “огурцов”. Облупленная солнцем башка, обернутая камуфляжем, промерзла насквозь и нос был заложен, как шампанское в бутылке, перестоявшей в холодильнике, но, как и всегда случается на морском ветру, через пару часов сопли исчезли, как девичья скромность на танцах в деревенском клубе. Порою гидроцикл зависал в воздухе метров на 15-20, я вкладывался в ритм прыжка, низко наклоняя голову вдоль руля и оттороча курдюк далеко назад, как бы подглядывая за девками в невидимую замочную дырку. Желающих поупражняться в скорости очередь не стояла — мы с Тимом поняли, что тянуть нам бурлацкую лямку придется до самого Теллера. Тем не менее, когда часов в 11 вечера мы вновь воткнулись в Рабиновичей (почему-то всю дорогу на языке крутилась старая шутилка: Айсберг — Вайзберг — Эйзенберг, Рабиновичи всякие), оператор Войтек застопорил процессию — уж больно сахарно ложился вечерний свет на причудливые бело-сине-зеленые круассаны льда. Кое-где пятнились изюмины невесть чего иссиня-черного, а вот появился малиновый десерт — тут явно покуражились братаны-эскимосы, убили глазастого тюленя. Опять нацирозивший глаз Голливуд с тошнотными обнимками, улыбочками и позами вокруг маленького российского флажка. На месте гордого знамени “Катеров и яхт” красовалось лишь обломанное древко; после всех вышепересказанных тустепов с пограничниками, моржами и эскимосами флажок бесследно исчез. И никто не заприметил нового счастливого обладателя реликвии, на которой предполагалось расписаться всем участниками, чтобы затем переслать в редакцию в Питер.

Некоторые снимки делали прямо на флоппи-диски и тут же через модем шарашили фиг знает куда, чтобы вся планета кайфовала вместе с нами в Беринговом коктейле. Кроме того, Тим забацал на концовочку то ли слалом, то ли фристайл среди льдин на скоростишке под 80 км/ч. Хотите верьте, хотите курите Беломор, но я проникся уважением — не каждый слесарь отчебучит такие коленца!

После очередной дозаправки мы безо всяких конфузов поджали газ и рванули на базу. Усталые, но довольные, “Sea-Doo” воткнулись упрямыми носами в гальку дремотного Теллера около 2 утра, т.е. почти через 16 часов от начала балагана.

Когда основная группа подтянулась к столу, червоные наездники уже пребывали в оченно положительном расположении духа, ибо в своем багажнике я “нечаянно” обнаружил бутылку ливизовской пятизвездной, что незадолго до событий приволок мне с родины братан Антон. Я мечтал о краснозвездной заразе всю обратную дорогу, особенно при каждой последовательной встрече лица с холодной волной. По сценарию, пузырь намечалось распить или в России, или на льдине, но впопыхах кинопроб о главном фетише запамятовали. Оно оказалось и к лучшему. Не каждому смертному было дано разговеться бодряжкой, проделавшей столь нелепый путь Европа — Америка — Азия и обратно.
“Ну и здоров ты, Тим!”
“Ты тоже, Андрюха, мужик!”

Подоспевшая к трем утра экспедиция закрепила успех добрым вискарем и многократными здравицами за всех присутствующих.

“Место в Гиннессе тебе обеспечено, — гнусавил вдохновитель Сайдман, — поверь, никто в ближайшие много лет и не сунется в эти широты на водном кадиллаке”.

Так-то оно так, но некий горький привкус непонятной победы все-таки прилип к небу и першил в горле незаконченным актом надежды.

“Конечно, Дэйв, мы — молодцы”, — смачно тюкнул я пластмассовым стаканом об его незатейливый кружак и загадочно улыбнулся.

Еще никто не знал, что, пока катамаран ковылял в конюшню, мы с Тимом, обратавшись питерской водкой и распластавшись над картой северной Пацифики, наспех промеряли расстояние между Атту и Киской (последние острова в Алеутской гряде и единственная территория США, оккупированная Японией во время второй мировой) и Командорами…

Андрей Великанов
Аляска — о. Ратманова — Сиэттл