Чтоб вам никогда не видать таких “сражений”! Даже если ударит шквал передела собственности.
     Все было обставлено “по-нашему”. У входа в яхт-клуб Балтийского морского пароходства, что на Средней Невке, вдруг выросли устрашающего вида охранники. Какие-то дамы и господа разошлись по территории, деловито заглядывали в эллинги, о чем-то таинственно шептались в кабинете директора, ставшего в одночасье бывшим. Потом опечатали помещения и прошлись по яхтам, наклеивая на входные и световые люки полоски бумаги с судейским штампом. Припугнули санкциями намеревавшихся сорвать эти бумажки. С капитанов взяли письменные обязательства ничего с яхт не уносить. И постарались заодно внушить, что отныне яхтсмены здесь никто, что жаловаться куда-либо бесполезно. Заявив, что яхты и прочие ценности будут выставлены на аукцион, пришельцы укатили.
     Однако до аукциона не дошло. По ценам “из-под волос” яхты распродал уполномоченный нового владельца, так что к весне таинственная возня с распродажей утихла. У яхт появились новые хозяева, в числе которых оказались и люди, далекие от морского спорта. Но нет худа без добра: некоторые суда сумели приобрести сами яхтсмены. К предстоящей навигации они готовились теперь как частные владельцы или как владельцы-пайщики.
     Пароходству давно яхт-клуб был в тягость. Особенно в последние годы, когда финансовые дела судоходной компании пошли, что называется, враздрай. По слухам, клубное имущество отошло за долги пароходства одному из коммерческих банков. Так ли было на самом деле, в нашем разговоре не столь важно. Тем более, что нового владельца яхтсменам так и не представляли: им пришлось иметь дело с управляющим, который продолжал называть то, что еще не удалось распродать, яхт-клубом.
     Держался управляющий вполне демократично, был доступен, зимой посещал курсы рулевых, летом ходил на яхте. Но почему-то казалось, что он постоянно “держит фигу в кармане” — уж больно путанными были его объяснения происходящего. Очень трудно было, например, понять, что он подразумевал под “элитным клубом”, который в скором времени якобы должен появиться на месте прежнего.
     Яхтсменов и судовладельцев, имущих и неимущих, зачем-то объявили членами загадочного ДСО “Суоми”. Официальное вхождение в это спортобщество, почему-то названное именем суверенной страны, никак не оформлялось. Никто не мог взять в толк, почему более чем солидные суммы арендных выплат называют членскими взносами. Кому уходят деньги, держалось в строжайшей тайне.
     Видимая сторона финансовой деятельности носила характер “экономной экономики”. Должность дворника упразднили. Метел не покупали. Территория зарастала грязью, мусором. Телефоны отключили. За гроши наняли электрика-разгильдяя, и все электрохозяйство быстро пришло в упадок. Встал подъемный кран. Все, что плохо лежало, уносилось. Не стало шлюпочной мастерской. Под носом у вахтеров обворовывали яхты.
     Очень хотелось управляющему продать главное здание клубного комплекса, но что-то препятствовало замыслу. О здании говорилось, как о тяжелом камне, висящем на шее владельца, хотя оно было сдано в аренду и, надо полагать, за хорошую сумму. Для так называемого элитного клуба, для яхтсменов, постоянного места в этом здании не нашлось.
     Яхтсмены старались жить прежней жизнью: выбирались на гонки, уходили в крейсерские плавания. А рядом шла другая жизнь, во всем отличная от традиционного яхтинга. В гавань зачастили любители развлечься. Обычно наши богатые земляки появлялись в сопровождении молодых дам, “приятных во всех отношениях”, и кряжистых телохранителей. Услужливые люди жарили для них на свежем воздухе мясо, ящиками завозили вино и пиво, выписывали цыган с бубнами и гитарами. Порой и яхту подряжали для прогулки по Маркизовой луже, если не штормило. В “море” гости, оставив телохранителей на палубе, предпочитали роиться за столом в каюте, вволю пили и закусывали, а иногда пели хором. Например, бартерную балладу про удалого Хазбулата, которому за жену предлагали коня, кинжал и винтовку. Или печальный сказ про коногона, которого несли с пробитой головой. Такой вот получался яхтинг. Так насаждались примитивные подделки под морской спорт. Гостям старались угождать.
     Третья навигация началась под знаком “смены караула”. Вновь опечатывались помещения и офисы. Управляющего не только мигом выдворили из кабинета, но и запретили появляться в пределах марины. Теперь именно “марины”, а не яхт-клуба, о котором он так охотно распространялся недавно. Яхтсменам в очередной раз пришлось гадать, что же не заладилось у предыдущего владельца и кто “попросил” его держаться подальше от Ср. Невки.
     Внешне ничего не изменилось. Просто теперь другие, новые люди “исполняли функции” отправленных за ворота. Конечно же, они приглашали судовладельцев в бухгалтерию, настаивали на перезаключении арендных договоров. И были по-своему правы: намерен оставаться в марине — плати. Но и яхтсменов следовало понять. Им хотелось стабильности, уверенности не только в сегодняшнем, но и в завтрашнем дне. Яхтсмены выжидали, искали другие места стоянки. Марина быстро обезлюдела. Яхты стояли на приколе.
     Впервые за все послевоенные десятилетия никто не вышел на построение по случаю закрытия навигации. Флаг спустил боцман, сопровождаемый клубным псом Филей. Выглядел пес жалким, неухоженным. Некогда шелковистая шерсть породистой собаки свалялась, облепила впалые бока грязными лопухами. Собакам плохо, если людям не до них. Людям не до собак, когда жизнь становится невыносимой.
     Суда, конечно же, не бросили — подняли на берег, приготовили к зимовке. Администрация этому не препятствовала — очевидно, в надежде со временем получить арендную плату. Некоторые яхты зазимовали на стороне и даже за границей.
     Всю зиму марина оставалась непривычно безлюдной, хотя морской народ тосковал по парусной гавани. Даже курсы рулевых и шкиперов не собирали молодежь по выходным. Люди общались по телефону в ожидании обнадеживающих новостей. Но там, где жизнь замерла, новости крайне редки.
     Когда спали февральские морозы, люди потянулись на речной берег. И были приятно удивлены хотя бы тем, что их встречал забавно обстриженный, необычайно симпатичный Филя. Ножницами поработал боцман — тот еще парикмахер! Филе говорили комплименты. И это было доброй приметой. Души оттаивали. Люди приободрились. Даже самые выдержанные “вставали в стойку”, были готовы в неизбежном приближающемся споре с арендодателем, диктующим новые размеры выплат, выкрикнуть бессмертное: “А ты кто такой?”
     Разговор с владельцем недвижимости состоялся задолго до начала весеннего ремонта. Стороны не шли на обострение, сохраняли терпимость. Яхтсмены хотели понять, в чем отличие намерений новой администрации от лозунгов “реформаторов первой волны”. Выяснилось — ничем. Из этого вытекало, что реальны очередные “смены караула” уже в ближайшем будущем. Ждать у моря погоды, то есть наступления поры благоденствия и взаимопонимания, едва ли стоило.
     И тогда яхтсмены заявили о твердом намерении создать свой независимый общественный яхт-клуб. Они сделали свой выбор.
     На Средней Невке лишь до революции с 1860 по 1917 год существовал клуб с демократичным статусом — Санкт-Петербургский речной яхт-клуб. Управляли им сами судовладельцы и яхтсмены, любители спортивной гребли, строители яхт, катеров, шлюпок. Здесь практиковалось хозяйствование на паевой основе. Члены клуба за все платили, но и ни от кого не зависели. Основные демократические принципы уклада сохранились даже после того, как по случаю 50-летия клубу присвоили название “Императорский”. (Обо всем этом можно прочесть в “КиЯ” № 5 за 1990 год.)
     В советское время на Средней Невке действовали клубы, которые создавались волевым порядком на бюджетные или ведомственные средства. Суда здесь распределялись по указанию начальников, среди которых встречались никчемные, вороватые людишки. Впрочем, этого мы не успели забыть. Но помним и то, как яхтсмены “Водника” и клуба БМП даже в условиях всевозможных запретов пробивали право участвовать в морских, а затем и океанских гонках. Экипажи клуба пароходства не раз побеждали на дистанциях фестивалей Катти Сарк. Есть несомненная заслуга клуба и в том, что в 1996 г. парусники международной регаты посетили Неву. Это был прекрасный подарок городу, отмечавшему 300-летие Российского флота. Ну а к парадоксам гнусного свойства нас, увы, приучили: стоило отшуметь этой регате, как клуб сдали за долги.
     Итак, в диалоге наметился фарватер взаимодействия. В общем-то владельцам марины ничего не оставалось, как согласиться с доказательными доводами яхтсменов. А ведь шли к согласию чуть ли не целых три года со времени “приватизации”.
     Яхтсменам обещали сдать в аренду старый боцманский домик, поскольку без помещения клуб немыслим. Здесь предстояло объединить под клубным вымпелом экипажи двух десятков не самых худших в городе яхт. Арендодателю это было выгодно не только по финансовым соображениям. Приятнее иметь дело с носителями настоящей парусной культуры, чем со шпаной, которая с недавнего времени обживает водоемы и приносит всем массу хлопот.
     Легкой жизни яхтсмены не ждали. Кому как не им знать, что яхтинг — бездонная корзина, если говорить о деньгах: сто сорок лет назад тоже не все получалось просто. Но тогда Речному яхт-клубу князь Белосельский-Белозерский пожаловал в бесплатное пользование участок земли на собственной мызе. Дар князя был солидным подспорьем. В списке членов клуба значились платежеспособные фигуры — не то, что мы с вами. Один Карл Фаберже чего стоил! Однако и наши люди не лыком шиты. Яхтсмен российский беден, но жизнестоек. Романтик и прагматик в одно и то же время, он умудряется оставаться на поверхности, несмотря на жизненные водовороты, утянувшие на дно многих.
     Зачем ему клуб? Для общения с друзьями по увлечению, обмена опытом гонок и плаваний, воплощения увлекательных технических замыслов. Да мало ли что можно сделать в клубе, если он манит теплом, располагающей атмосферой!
     Очень не просто фактически на пустом месте создать клубное объединение. Да еще такое, чтобы оно в корне отличалось от независимых, но таких бесперспективных клубов судоводителей-любителей. Два организационных собрания подтвердили это. Говорили много, но дело продвигалось вперед крайне медленно. Передел собственности, сама жизнь поделили людей на разные социальные группы. Реально ли их сосуществование? Малоимущие ветераны стали изгоями ятинга. Молодежь растеряна, даже озлоблена, часто не видит перспектив в спорте. Одни уверены, что пришло время выживать в одиночку. Другие — наоборот, стремятся объединиться, чтобы не пропасть порознь. Найдут ли люди общий язык?
     Ответ на этот вопрос даст время. Но многое, если не все, будет зависеть от усилий, энергии, воли тех, кто задумал построить на развалинах прежнего клуба новый.
     Ждать уступок от арендодателей не приходится, так же, впрочем, как и помощи от городских властей. Яхтсмены в этом убеждены. И все же не отказываются от задуманного. Вопреки всему, что стоит на их пути к осуществлению мечты.