ПОБЕДЕ - 60


Олег
СКУРАТОВ



ЛЕНИНГРАДСКИЙ ДЕБЮТ



ФИГУРЫ В ТОПКЕ НЕ ГОРЯТ


     До первого в жизни шахматного турнира было еще далеко. Шла вторая блокадная зима… Но именно та памятная суровая пора подарила мне удивительную встречу с шахматами…


     Все началось с того, что с превеликим трудом «по маминому блату» я устроился работать в районный эвакопункт. Должность грузчика называлась довольно сложно: «сопровождающий грузы». Но обязанности оказались до смешного просты… Вместе с напарником, пятнадцатилетним Геней Дымовым, мы стерегли груз на полуторке в пути через Ладогу. И еще перемешивали кочергой чурки в баке машины. Тогда немало ходило таких машин, что вместо бензина сжигали чурки…
     Обычно мы возили на Большую землю ребят из детприемника, а обратным рейсом — продукты. Сейчас бывает страшновато вспоминать о тех рейсах, а тогда все казалось простым и естественным: такая, мол, жизнь! А о другой, мирной, мы уже и забыли.
     Но «забытая жизнь» нежданно напомнила о себе. Начиная очередной рейс, мы, по обыкновению, завернули на Охту, к заводу канцелярских изделий. В блокаду завод не работал, но со склада нам выдавали разные деревяшки для топливного бака. И в этот раз охранник наполнил сухими чурками почти два мешка… Как только машина миновала ворота, Дымов тронул меня за плечо:
     — Ты видел? — спросил он, показывая на мешки.
     — Что видел?
     — Да нам сторож полмешка шахмат насыпал!
     И вот пришла пора загружать дымящийся бак. Детские кубики, линейки и прочие канцтовары полетели в огонь. Но сверкающие лаком шахматные фигурки мы сортировали в углу кузова. И вскоре стали обладателями комплекта великолепных шахмат. Да простит нас читатель, но остальные полмешка шахматных фигур пришлось сжечь в баке полуторки…
     Еще не доехав до Ладоги, мы расчертили на клетки кусок фанеры, но на этом «шахматная лихорадка» пока закончилась. Играть оказалось невозможно. Фигурки подпрыгивали, а когда машина проскочила очередную ледовую колдобину, и вовсе слетели с доски…
     С нетерпением ждали мы возвращения в Ленинград. И вот последний патруль в Колтушах. По гулкому от мороза Охтинскому мосту мы въезжаем в рокочущий взрывами ночной город…
     У Дымова отогреваемся, пьем с хлебом горячий чай. И сейчас помню, что такой чай, без заварки и сахара, называли в блокаду «Белая ночь». Не скоро мы ложимся в ту ночь спать. У горящего в стеарине лоскута мы начинаем свою первую партию нашего долгого военного матча.
     Оказалось, что Геня играл «на голову» сильнее меня. До войны он имел пятую категорию, а я лишь прочно знал правила… После нескольких особо убедительных партий Дымов без колебаний дал мне ладью вперед. Но и эта «товарищеская помощь» сказалась не сразу. Долго не мог найти я удовлетворительной защиты от рокового sh5 на втором ходу…
     Жизнь наша словно преобразилась, хотя вокруг все оставалось по-прежнему: голод, беспощадные морозы, обстрел… Шахматы безраздельно завладели нашими думами. Даже на Ладоге, как только появлялась возможность сыграть партию, я доставал из-под ватника шахматную доску…
     Вскоре нас перевели в бригаду тележников, и мы стали работать в черте города. Возили мешки и ящики в столовые Смольнинского района. Бывало, катим тележку по Старо-Невскому, а Дымов на ходу вспоминает читанную до войны книгу о матче Алехина и Капабланки. Рассказывал он всегда красочно, добавляя сочиненные экспромтом особо волнующие эпизоды. И не таким тяжелым казался тогда груз, не так леденил сердце свист пролетающего снаряда.
     Шли месяцы… Постепенно я перенял от моего юного учителя немногие известные ему шахматные приемы. Дымов находился в худшем положении — играя с более слабым партнером, он лишь «шлифовал свой стиль». И «разница в классе» начала стираться. Сейчас трудно сказать, после какой тысячи партий фора была отменена. Но точно помню, что во время битвы под Курском я получал только коня вперед, а ко дню снятия блокады мы уже играли на равных.
     Однажды Дымов явился на работу взволнованный и сразу же поведал ошеломляющую новость: во Дворце пионеров начинается юношеский чемпионат! И вечером мы отправились в разведку к Аничкову мосту… У стены Дворца, покрытого, как оспой, выбоинами от осколков, стояла фанерная доска. Несколько раз мы прочли размашистую карандашную надпись: «Прием школьников в открытое первенство Ленинграда проводится в понедельник. Руководитель шахматного кружка А.Я.Модель».
     Поразмыслив, мы предположили, что под словом «школьники» в тексте подразумевается школьный возраст, и нас, «работяг», тоже возьмут. Но что означало «открытое первенство»?
     — Это когда приезжают играть из других городов, — сказал всезнающий Дымов.
     Но к нам это не подходило. У нас была блокада… Наверное, больше часа стояли мы у фанерной доски. Как хотелось сыграть! Ведь полтора года мы сражались только вдвоем. И очень хотелось проверить свои силы, так сказать, «на выезде».
     Наступил долгожданный понедельник. В правом крыле Дворца пионеров, в помещении бомбоубежища, мы увидели стоящие вдоль запыленных стен настоящие шахматные столики. Божественным показался нам этот турнирный зал! У пришедших вместе с нами мальчишек мы узнали, что предстоящий чемпионат проводится, как и довоенный, с нормой третьей категории. Было от чего повесить носы, ведь необходимой для участия четвертой категории не имели ни я, ни Дымов. Но Абрам Яковлевич Модель оказался воистину великодушным наставником! Для него, настоящего рыцаря шахматного искусства, наше желание играть в шахматы значило больше, чем запись в квалификационном билете. Подзывая к столу очередного «абитуриента», он самолично устраивал ему экзамен. Вот наступила очередь Гени Дымова.
     — А ну-ка, найди мат в два хода! — грозно говорил Модель, ставя на доску пару белых ладей и загнанного в угол черного короля…
     Мат, конечно, нашелся, и Абрам Яковлевич торжественно объявил: «Да у тебя крепкая четвертая категория! Записываю в турнир». Мне пришлось поволноваться чуть дольше. Расставив шахматы, Модель предложил поиграть… Последовало 1.e4 e5 2.Nf3 Nc6 3.Bc4. После сделанного мною «профилактического» 3… h6 Абрам Яковлевич сказал:
     — Все ясно… Тоже… четвертая категория!
     С нескрываемой радостью я посмотрел на Дымова. В тот миг я ничего не понял. Не мог оценить великой доброты нашего первого шахматного учителя…


На главную страницу